Сто тысяч Королевств (Джемисин) - страница 73

Руки дрожали, пока я осторожно доставала ящичек. На его месте остался квадратик чистого пространства среди толстого слоя пыли; по-видимому, изнутри шкаф никто не чистил. А возможно, слуги, как и я поначалу, так и не дознались, как тот открывается. Сдув пыль с верхнего слоя бумаг, я взяла первый сложенный лист.

Любовное письмо. От отца к матушке.

Я вытащила их все, рассмотрев и разложив в порядке дат. Одни любовные послания, от него к ней, и изредка — всего пара штук — от ней к нему. Год (или около того) жизни моих родителей.

Сглотнув тяжесть в горле и укрепив сердце, я начала читать.

Часом спустя я прервалась, легла на кровать и задремала, оплакивая себя.

Очнулась я в полной темноте.

* * *

И я не испытывала боле страха. Дурной знак.

* * *

— Вы не должны блуждать по дворцу в одиночку, — сказал Ньяхдох.

Я привстала. Он сидел рядом со мной на кровати, глядя в окно. Высоко стоявшая луна ярко светила сквозь смазанное пятно облаков; должно быть, я забылась сном около часа. Потерев лицо, я сказала, смело и ничто же сумняшеся:

— А я было уже потешила себя мыслью, что мы достигли взаимопонимания, лорд Ньяхдох.

Наградой стала улыбка, хотя оборачиваться он не спешил.

— Уважение. Да. Но в Небесах вас подстерегают напасти поболее меня.

— Кто не рискует — не пьёт вина. А мне есть ради чего рисковать. — Я кинула взгляд на постель. Там лежал целый ворох бумаг наряду с другими мелочами, извлечёнными из ларца. Саше из засушенных цветов. Локон прямых чёрных волос, должно быть, моего отца. Завиток бумаги с несколькими перечёркнутыми строчками стихов. Рука матушкина. Крошечный серебряный кулон необычной формы на тонком кожаном шнурке. Сокровища влюблённой женщины. Я подобрала подвеску, снова попытавшись определить, что бы она значила. По виду — плоский шероховатый комочек, продолговатый, с заострёнными краями. Странно знакомый.

— Костянка, — сказал Ньяхдох, искоса глядя на меня.

Да, кулон напоминал фруктовую косточку — абрикоса, а может, гинкго. И я знала, где видела похожий, но золотой: на шее Рас Анчи.

— Почему?..

— Плод умирает, но ложно: тайно храня в себе искру новой жизни. Энэфа имела власть над жизнью и смертью.

Я нахмурилась в замешательстве. Возможно, серебряная костяшка была символом Энэфы, подобно тому как белое нефритовое кольцо — знаком Итемпаса. Но откуда (и у чему?) он взялся у матушки? А вернее — отчего мой отец дал его ей?

— Она была сильнейшей из нас, — пробормотал Ньяхдох. Его вновь поглотило пристальное созерцание ночного неба; но мыслями он витал далеко не здесь. Яснее некуда. — Не прибегни Итемпас к яду… открыто умертвить её Ему было не под силу. Но она доверяла Ему. Любила Его.