– Ой, я забыла, чай будете?
– Я ничего не хочу, – холодно проговорила Ирина. – А он – не знаю.
– Я буду, – ответил Оболоков, возражая Ирине. Мария прекрасно поняла их обоих; слова эти должны были, по его предположению, вызвать чувство ревности у Ирины и определенную реакцию у Марии; «я буду», говорящее о самостоятельности и полной независимости Оболокова от Ирины, смутило Марию. Она не могла определить взгляд, в нем таилось нечто, будто приоткрывалась маленькая щелочка, из которой проглядывал истинный Оболоков, говорящий, что я – вот откуда смотрю, а остальное – не я, этот взгляд из щелочки как бы касался ее сердца.
Вскоре сели пить чай. Оболоков завел разговор о значении личности в наше космическое время, о том, что понятие личности приобретает новое наполнение, а следовательно, и новую форму.
Такой странный разговор, когда высказывался один Оболоков – будто читал лекцию, – продолжался примерно с час, пока не постучали. В дверях стоял мастер Коровкин – в кепке, своей извечной курточке, с длинным, обмотанным вокруг шеи шарфом. Он снял новенькие кожаные перчатки, приобретенные буквально вчера, посмотрел на Дворцову и спросил:
– Мария Викторовна тут живет?
– Да, – растерялась Мария. – Тут.
– Я на правах проверяющего списки по выборам.
– Заходите.
– Не могу, – отвечал несколько торжественно Коровкин. – Я при деле официальном. Эти товарищи у вас проживают? Вижу, что чужие. А Конова Вера Константиновна?
– Так заходите, – пригласила Мария.
– Не могу на многое время, а вот на минуточку – с вашего позволения и с разрешения дамы в штанах, если не возражают.
– Заходите. Шуриной нет, дежурит, – обрадовала его Дворцова.
– С жданными гостями чайку можно, если позволит дама в штанах, – манерно говорил Коровкин, проходя в квартиру, снял куртку, кепку и, не останавливаясь, небрежно швырнул в угол. – Чайку, если позволите, можно! Оболоков привстал и протянул руку, назвав себя, кивнула недовольно, внимательно присматриваясь к вошедшему, Ирина.
– Курите? – спросил Коровкин, присаживаясь за стол.
– Курим, – ответила с ехидненькой улыбочкой Ирина и протянула ему пачку американских сигарет. – Курите. Вы слесарь?
– Я не курю на данном этапе исторического развития, – ответил с вызовом Коровкин, скосивши глаза на пачку и отмечая ее необычность, но и виду не подал, что ему интересно. – Я между тем не слесарь, а мастер, я человек воспитанный и очень даже неплохой. А вы кто такая?
– Я учительница в школе, а он кандидат наук, преподает в вузе, – отвечала Ирина с нескрываемой гордостью.
– Ученые люди, – проговорил мастер, обращаясь к Марии. – За здорово живешь не обойдешь. Это дело, вот что я скажу. Это дело, очень даже. В моей последней беседе с министром он мне задал категорический и даже принципиальный вопрос сакраментального свойства, имеющий, может быть, я не стану с полной достоверностью утверждать, международное значение в молекулярном аспекте. Собираюсь ли я стать доктором наук? – вот большой вопрос. Я ответил: нет у меня времени на размышление, с моими четырьмя институтами.