– Кто ты такой, задавать мне вопрос? Полный аплодисмент? Нету аплодисменту!
Ученый не успел и глазом моргнуть, как мастер выскочил в прихожую, надел пиджак, кепку и отворил дверь.
– Сколько институтов закончил? – прокричал он с тем же злорадным значением, с тем оттенком, который был предназначен для более высокого момента – это он сразу понял, что сказал не вовремя, и ему стало еще вдвойне обидно, – и мастер, уже не зная, как ему отомстить за свое унижение, прокричал:
– То-то же! – не такой силой хлопнул дверью, что она должна была непременно слететь с петель.
– Что с ним? – спросил Оболоков Марию.
– Не знаю. Заболел. Он очень такой образованный, четыре института закончил, правда, не совсем, а сейчас учится заочно на четвертом курсе строительного института. Он умеет говорить умно, красиво и обо всем, что угодно, и о космосе, истории, а тут… не знаю… Прочитал все книжки исторические, а тут…
Все озабоченно помолчали; разговор о личности не закончился, но продолжать его не имело смысла. Уход Коровкина подействовал на Оболокова угнетающе.
– Ты поезжай, а у нас есть о чем поговорить, – сказала Ирина, и Оболоков молча оделся, попрощался и уехал.
***
Сестры посидели еще некоторое время, потом долго лежали молча, не спали, пока ровно в полночь не пришла из театра Вера Конова. Когда Конова уснула, Ирина, прижавшись к Марии своим теплым животом, зашептала:
– Маришка, я его люблю. Я даже не знаю, как себя вести, как поступать, потому что у меня одно желание – любить его.
– Счастливая, – отвечала Мария. – Я тоже любила, но я не была счастливая, вечно были у нас одни попреки. Хотя я знаю, Ира, что любовь с виду всегда красивая, а ведь когда любишь, то все со слезами, все с горем пополам.
– А тебе нравится Оболоков? – помедлив, спросила Ирина, замерев телом и боясь шелохнуться. Для нее, видимо, ответ имел важное значение.
– Он такой рассудительный.
– А ты могла его полюбить? Он иногда шутя говорит, что женщину по имени диссертация он любит больше всех женщин на свете. Я злюсь…
– Не знаю.
– Нет, я серьезно, Маришка, я в него так влюблена, что так дальше не могу. Я собиралась за границу поехать, предложили поработать в посольстве, а теперь не хочу. С тобой, Маришка, так хорошо. А за что, скажи, Аполлон на тебя взъелся?
– За какие-то серьги; принялась в сумке у меня рыться, – призналась с обидой в голосе Мария.
– Вот дура-то, серьги-то у меня, я их отдала переделать на кулон с изумрудом. Вот дура-то, спрашивать у меня боится. А я-то думаю, чего ты при твоем ангельском характере обиделась. – Ирина говорила вполголоса, и все прижималась к сестре, обнимая ее и целуя.