Весь вопрос – для кого?
…Может, ждать действительно самое трудное. Может. Если ничего при этом не делать.
Кречетов был занят так, что на какие-то чувства не было времени. Он старательно записывал немногое известное, пытался сделать из этого хоть какие-то выводы, однако работа шла трудно, а выводы не давались совсем.
Обилие в местной речи слов с несомненно английскими корнями вызывало ряд вопросов, на которые не было ответов. Если англичане были здесь, то почему ушли? Британский лев никогда не выпускает из рук однажды захапанное. Если же их здесь не было, тогда откуда взялось чужое влияние в языке? Притом, что страны разделены невообразимыми расстояниями, морями, океанами, сушей, да и вообще относящиеся к разным мирам. Или влияние опосредованное? Местные винтовки, увиденные в селении были незнакомы ни одному из офицеров. Следовательно, они производятся где-то здесь, и в этом мире существуют страны, имеющие собственное производство, и далеко обогнавшие в развитии местные горные племена.
Вот только где они?
Местностью занимался Миша. Вернее, не занимался, а копировал набросанные по пути следования кроки, дабы составить хоть какую-то карту окрестностей. Работа показалась настолько срочной, что Кречетов даже снял студента с занятий. Цыганков этим фактом огорчился, а вот радости Михаила не было границ. После привычной свободы оказаться в роли новобранца – это даже не пытка, а что-то намного более страшное. Лучше уж покорпеть над листами бумаги, чем бесконечно разбирать и собирать винтовку, да еще под наблюдением строгого урядника.
В мечтах Миша видел себя неизменно ловким и умелым, но монотонно трудиться, чтобы стать таковым не умел. Он и на лекции частенько не ходил, подобно многим своим приятелям, хотя и пришел в институт по собственной воле за знаниями. В мечтах все предстает намного ярче, наяву же романтика оборачивается просто тяжелой работой.
Третьим среди корпящих над бумагами мужчин был, естественно, Мюллер. Профессор то торопливо что-то записывал, то надолго задумывался над чем-то, пока ведомым только ему.
Крики снаружи заставили пишущих отвлечься, вспомнить, что мир существует не только в наших мыслях, но и наяву.
Кречетов вздохнул. Судя по крикам, вернулся отряд Селаха, причем возвращение было явно безрадостным.
Полковник торопливо убрал записи и вышел во двор.
Он сразу убедился в своей правоте. Мстители входили и въезжали и входили в родное поселение, и ни один оптимист не назвал бы въезд триумфальным. Напротив. Ушедших в погоню было явно больше, чем вернувшихся из нее. На опытный взгляд Кречетова, на добрый десяток. И это не считая тех, кого везли перекинутыми через седла, или кто раненый ковылял сам. У самого Селаха на голове была намотана окровавленная тряпка и еще одна красовалась прямо поверх рукава порванного халата.