Пока переводчик говорил, Леонид думал о другом. До его сознания долетали отдельные фразы. Мысли витали вокруг Тульского, но, услышав слово провокатор, Леонид встал и подошел к Пуранковскому.
— Вы в этом убеждены? — спросил он.
— Вполне! — ответил переводчик. — Рощин будет прощен — предварительно поцелует сапоги нового начальника.
— Маневр и милосердие разыгрывают господа начальники, — сказал Шаров, — но Рощину номер не пройдет!
— Спасибо, Владимир! От всего сердца благодарю! — и Леонид крепко пожал руку переводчика.
— Вы можете рассчитывать на мою помощь всегда и считайте меня взамен погибшего товарища! — сказал гордо Пуранковский.
… Их вывели за проволоку рано утром. Ярко светит солнце, необычное в этих краях в данное время года, согревая теплом Тульского в последний раз.
— Вернетесь, сообщите в бригаду, что я честно погиб за родину, — крикнул он и запел «Интернационал».
Принесли лопаты и кирки. Военнопленные лагеря сгрудились около проволоки. Тульский роет для себя могилу, двое стоят на коленях. Рощин целует сапоги начальника. Помиловали обоих, и Рощина и Волкова. Они бегут в барак, не чувствуя под собой земли.
Но напрасно спешил Рощин в барак. Там ожидала его бесславная смерть.
— Тульский погибнет как герой, а ты — как подлец. Я готов таких негодяев бить каждый день, — произнес инвалид и ударил Рощина по голове поленом.
— За что? — спросил Волков, когда Рощин замертво пал.
— Ты ничего не видел и не знаешь! — гневно сказал инвалид, вытирая слезы грязным рукавом. — Иначе тебя ждет участь предателя! Иди в барак!
Тульского не видно, куча земли над ямой растет. Наконец он вылезает, садится на край могилы и закуривает. Всегда раздраженный и нервный, Тульский перед смертью необычайно спокоен. Палачи ожидают, когда приговоренный закончит курить, не хотят лишить последнего удовольствия, беседуют между собой.
Мецала уговаривает начальника, но он неумолим, по-видимому, вопрос решен окончательно. Пуранковский и Мецала удаляются в барак, чтобы не слышать выстрела. Добровольным палачом напросился санитар сержант Луйко. Он становится против Тульского в двух шагах и поднимает пистолет. Солнце светит в глаза Ивану. Он подносит руку к глазам, чтобы было удобно смотреть на убийцу.
— Встань на колени и проси у начальника прощения! — говорит Луйко.
— Моряки на колени не становятся и пощады не просят!
Тульский смотрит в глаза палачу.
— Отвернись! Встань спиною ко мне!
— Мы привыкли смотреть смерти в глаза!
Луйко нажал спуск — раздался выстрел. Тульский продолжал стоять. Убийца промахнулся. Рука с пистолетом была от головы моряка не более чем на полметра. Чтобы не потерять остатков самообладания, Луйко делает еще шаг и вплотную приставляет пистолет к груди Тульского.