Шахтеры и военнопленные наблюдали издалека. Сотни глаз были обращены на него, веселого кузнеца Николая. У многих к ремню пристегнуты финки его работы с подписью «Память Петсамо».
Офицер подошел к Солдатову вплотную.
— Да здравствует победа! Смерть палачам! Да здравствует Сталин! — крикнул Николай.
Офицер поднял руку с пистолетом, но выстрелить не успел. Николай собрал все силы и прыгнул в пропасть.
Леонид лежал на полу со смертельно бледным лицом, когда в склад забежал Гаврила Быков.
— Уйди, Гаврила, ты можешь погубить себя, — чуть слышно проговорил Леонид.
Размахивая руками, со слезами на глазах, Гаврила побежал к подъемнику. Он должен был следовать с группой Леонида, но его задержал мастер во время подготовки взрыва в забое.
Гаврила думал задушить шведа, но боязнь сорвать побег, удержала его.
Немцы столпились перед пропастью, смотрели туда, куда бросился Солдатов.
Беспощадное мщение врагу — вот, что было в сознании Гаврилы Быкова. Он вспомнил, что о нем могут подумать нехорошее, когда товарищи погибали, он отсиживался в шахте.
В доказательство того, что он в шахте остался не по своей вине, Гаврила заграбастал своими длинными руками сколько мог немцев и толкнул их в яму. Его пытались схватить. Он отбивался. Перед ним оказался мастер Кола, который бросился к русскому, но просчитался, понадеясь на свою силу. Зная, сколько несчастий и обид нанес он русским, и больше всего Леониду, Гаврила схватил его и, приподняв над головой, как ребенка, бросил в пропасть и прыгнул туда сам.
Леонид долго лежал в забытьи и не знал, что произошло наверху. Когда открыл глаза, перед ним стоял мастер-швед.
— Вот то, что последовало дальше, — с трудом выговорил Леонид.
Мастер понял: половина бригады русских его смены ушла на родину.
— Борьба окончена, — сказал он, и распорядился отправить русского в барак.
34. Война окончена. Мир заключен.
Барон-лейтенант Пуронен отказался выдать Леонида немцам не потому, что был к нему расположен, а потому, что не хотел ввязываться в историю и брать на себя ответственность, ожидая нового начальника.
Восьмой лагерь в Петсамо — Никеле, как и другие лагеря Финляндии, не были похожи на немецкие лагеря смерти Освенцим, Майданек или Бухенвальд. Это были обыкновенные трудовые лагеря. Несмотря на это расстрелы военнопленных, издевательства, пытки и смертность людей были настолько велики, что финское правительство забило тревогу и начало спешно заменять начальников лагерей, отличавшихся жестокостью к русским, лицами, не причастными к лагерям военнопленных — фронтовиками.