Солдатов замолк. Он вспомнил пережитые трудности в плену. Во многом был виноват переводчик Иванов. Солдатов считал, что переводчик нанес ему много незаслуженных оскорблений, поэтому после минутного молчания он со злостью произнес:
— Клянусь, если он мне сделает еще одну пакость, я разобью ему голову, а сам брошусь с плотины! Лучше умереть, чем унижаться!
Маевский в это время думал о другом. Довольно мучиться, страдать, переживать: одними мыслями Родине не поможешь. Пока нет возможности бежать, нужно создать группу из надежных товарищей и заняться вредительством. Уничтожать все, что возможно. Услышав заключительные
слова Николая, Леонид неожиданно повернулся, в упор посмотрел на Солдатова и, тяжело вздохнув, тихо сказал: — Николай Алексеевич! Кто пожалеет тебя? Я — никогда! Малодушных не люблю! Нужно жить Николай, и работать так, чтобы вернуться на Родину с чистыми глазами.
— Как именно? — спросил Николай.
— Работать так, чтобы ключи в шестерню попадали неслучайно …
У них не только ключ, — перебил его Солдатов, — голова может попасть в машину. Они не разбирают, что где кладут. Бросят в одном месте, а ищут в другом. Жаль, что ключи не съедобные, а то, наверняка, в пропаже обвиняли бы русских.
Леонид остался доволен, что Николай его не понял, вспомнив поведение Солдатова в последнее время.
Громов уже проснулся; и размышляя о случившемся, отчетливо представил себе, как Леонид бросает ключ, убедился, что авария дело его рук, потом ясно вспомнил и другой случай.
В Янискоски монтировали турбину. Шлюз закрыт. Внизу, на реке, финны углубляют русло…
Вдруг они с криком бросились врассыпную: вода потоком хлынула на них, и за ночь все покрылось льдом. Целую неделю пришлось скалывать его, чтобы очистить русло реки. Вся предыдущая работа сошла на нет. Ему тогда показалось, что около шлюза был Леонид, и он подумал, что это работа его, но Громов застав Леонида у костра, как всегда, мирно беседующего с Какко Олави. На лице не было тени испуга или волнения, которые могли бы вызвать подозрение, и Громов решил тогда, что ошибся.
Размышления Громова прервал Леонид.
— Пора собираться домой, — сказал он, — светает. Опоздаем к построению, получим взбучку от Иванова.
Мысль о вредительстве у Громова зародилась неожиданно. Привести ее в исполнение он колебался, все медлил, ища удобного случая вызвать Леонида на откровенный разговор. И думал об этом весь день.
Вечером подвернулся удобный момент, и Громов заговорил, но Леонид только улыбнулся и, наконец, делая вид, что не понимает, махнул рукой и стал собираться на работу. Помпа не работает в течение ночи. Вода поднимается. Пленные ведрами передавая, их друг другу, откачивают ее из водохранилища. Она не убывает. Люди, обледенелые, обмороженные валятся от усталости.