Утром военнопленных прикладами и пинками загоняли на машины, лагерь ликвидировался. Леонид сел рядом с Солдатовым и последний раз посмотрел на плотину, где слышался сильный шум воды, врывающейся в открытые шлюзы, а над плотиной кружился пепел, поднятый порывами ветра от сгоревшей кузницы и кочегарки.
Бортманского вывели на свалку, где военнопленные собирали порченный картофель, и застрелили. Чтобы не возить больного, от него избавились.
Последний еврей на финской земле уничтожен … сказал переводчик Иванов.
Ему никто не ответил.
— Куда повезут, и что ожидает нас? — спросил Николай.
— Нам безразлично. Мы сделали свое дело, — сказал Леонид и закурил.
Солдаты учебного батальона возвращались с занятий поздно вечером. И как только раздается команда: «Поставить оружие в пирамиду!» — казарма наполнятся веселым и оживленным шумом, постоянной суетой людей, поочередно идущих с котелками в столовую, или просто слоняющихся без дела в ожидании отбоя. Рота лейтенанта Блинова было расположена на втором этаже. Первый вошедший солдат в казарму сразу заметил новую картину на стене и, не раздеваясь, подошел к ней. За ним поспешили другие. Какко Олави с трудом протиснулся ближе к картине и внимательно стал разглядывать ее. Солдатская форма висела на нем мешком, поэтому он выглядел неуклюжим.
На большом листе бумаги нарисован земной шар, в который был вонзен нож, а рядом стоял красноармеец с факелом в руке.
— Я не пойму содержания картины, — сказал Какко.
— И какой же ты непонятливый Олави, — воскликнул высокий юноша, пробираясь к нему.
— Сюжет картины: русские поджигатели мира!
— Перестань Тойно — надоело слушать одно и то же, — вмешался в разговор солдат с миловидным лицом.
— Ты лучше скажи, что говорит начальство? Скоро на фронт?
Тойно высокомерно посмотрел на прервавшего объяснения солдата и строго добавил:
— Военная тайна!
— С тех пор, как ты стал денщиком у ротного! — съязвил красивый солдат и отошел в сторону.
— Расскажи, расскажи, что нового, — просили солдаты.
Тойно долго ломался, ссылаясь что за это строго накажут, но, в конце концов уступил.
— Ротный говорит, — начал он, — рано или поздно все будем на фронте!
— Об этом мы знаем без тебя … Скорее бы, а то муштра надоела…
— Успеешь, — вставил Тойно, — еще пожалеешь! — он посмотрел по сторонам, нет ли кого постороннего, и начал говорить шепотом: — Я слышал сегодня разговор, что на фронте за десять убитых русских дают двухнедельный отпуск.
— А кто будет считать, сколько я убью? — спросил Какко.
— Рано задумал, Олави, в отпуск, как бы не потерять голову прежде, чем убьешь нужное число русских, — сказал кто-то из толпы.