— Ну, преступления все-таки раскрывают, — Ксения задумчиво облокотилась на стол.
— Если «терпила» сам доказуху соберет — тогда да, и потом докладывают — вот мы какие молодцы. Сами ни черта не умеют, все рыщут, где бы урвать... У меня одноклассница, Светка Сачкова, в суде работает, рассказывала... Дела смотрят: ничего не понятно, все за уши притянуто, ошибки грамматические, допросы вообще нечитаемы, протоколы дебильные, половины документов не хватает. На доследование процентов семьдесят дел отправляют. А потом наши журналисты вместе с ментами возмущаются — ах, суд отпустил на свободу, ах, дело закрыли! А они суду, кроме своих бредней, что-нибудь предоставили? Там же любое сомнение в пользу обвиняемого. Я про заказные процессы сейчас не говорю... А у нас, как на ментов посмотришь — вот тебе и лучшее доказательство невиновности подсудимого, сразу сомнение в их словах возникает... Глазки в кучу, ручонки как у снегоуборочной машины — все к себе гребут, рот откроет — вообще туши свет!
— У тебя карикатура выходит...
— Верно, — Денис вздохнул, — а что делать? Других-то нет...
Позвонили в дверь. Пришел Юрий Иваныч и поделился радостью — его ротвейлер снова стал отцом.
— Ты щенком имеешь? Или деньгами? — поинтересовался Денис.
Иваныч замахал руками.
— Ничего не беру, это сыночке для здоровья...
— Ну, тады конечно, для здоровья всем полезно, — Денис хитро взглянул на жену. — Борщ будешь?
— Нет, только поел.
— Кофе, чай, сок? Может, водочки?
— У тебя же нет.
— Конечно, это я так, интеллигента из себя строю, вежливость надо проявить. Ну, а как насчет кофеина в организм забросить?
— Это с удовольствием. Курить можно?
— Юрик, ты прям как не родной. Двадцатый раз бываешь, а все спрашиваешь.
— Как там «человек-торшер» себя чувствует?
— Комбижирик? Нормально, к лампам дневного света готовится, глотать во всю длину будет. Сейчас тренируется...
Ксения выставила чашки и сахар. Денис вскочил.
— Я сам, дорогая, садись, кушай...
— Лучше ты посиди. Еще Юрика обваришь...
— У меня случай один был, — вступил Иваныч, — на пароме в Швецию ходил мэтром, ресторан на верхней палубе, солидно... Туристы богатые. Это в семидесятых было, тогда наши почти не ездили... Сплошь фирмачи. Когда качка, трудно блюда разносить, официант же три-четыре штуки на подносе несет, специально учат на пальцах удерживать растопыренных. Все равно тяжело. А если стопочку принял — совсем. Был у нас Аркадьич такой, маленький, на возрасте, не просыхал никогда... Ну, в тот вечер, помню, макароны были, сверху мясо, соус. Макароны — хорошо, они к тарелке липнут, не скатываются, если поднос отклонишь. Поначалу, кстати, иностранцы не понимали, что это такое, наши макароны, думали, декоративное украшение, типа лепешки, на которых в некоторых странах еду подают... Аркадьич тогда разносил. Уже вроде ползала обслужил, трезвый почти. Тут чего-то качнуло, и он мужику тарелку на грудь вывалил... В принципе, не страшно, бывает. Извинился бы, рубашку тому постирали бы, и все. Но Аркадьич, видимо, что-то недопонял или в мозгу перемкнуло... Он вторую тарелку — хвать, и на голову соседа! Третью — в иллюминатор метнул, макароны по стене размазались. Пикассо! Со стола соусницу схватил и на голову себе вылил. Потом на середину зала вышел, поклонился и говорит: «Шоу, господа!»... Мы там попадали, это ж ЧП... А ничего, иностранцы посмеялись, поаплодировали, никто не скандалил... Аркадьича, правда, после рейса на берег списали, капитан настоял...