— Гук изобрёл машины для нарезки маленьких шестерён и тому подобного.
— И он знал всех часовщиков. В его бумагах должны быть их имена.
Рен улыбнулся.
— О, после того, как милорд Равенскар проведёт Акт о Долготе, вам несложно будет заручиться помощью часовщиков.
— Если они не станут рассматривать меня в качестве конкурента.
— А вы и впрямь намерены с ними конкурировать?
— Я считаю, что для измерения долготы надо не усовершенствовать часы, а проделать некие астрономические наблюдения…
— Метод лунных расстояний.
— Да.
— Но этот метод требует огромных вычислений.
— Так снабдим каждый корабль арифметической машиной.
Сэр Кристофер Рен порозовел — не от злости, а потому что заинтересовался. Некоторое время он думал, а Даниель ждал. Наконец Рен заметил:
— Лучшими механиками на моей памяти были не часовщики — хотя им тоже в искусности не откажешь, — а те, что строят органы.
— Духовые органы?
— Да. Для церквей.
У Даниеля губы непроизвольно раздвинулись в улыбке.
— Сэр Кристофер, думаю, вы подрядили больше органных мастеров, чем кто-либо ещё в истории.
Рен поднял руку.
— Органных мастеров нанимает церковный совет. Хотя в остальном вы правы — я вижу их постоянно.
— В Лондоне их наверняка великое множество!
— Так было лет десять-двадцать назад. Теперь лондонские церкви восстановлены, и часть мастеров перебралась на континент, где многие органы уничтожены войной. Однако немало осталось здесь. Я поспрашиваю, Даниель.
Они подъехали к церкви святого Стефана на Уолбруке. Во времена римского владычества Уолбрук был рекой; считалось, что теперь это клоака под одноименной улицей, хотя никто не выказывал желания спуститься под землю и проверить. Даниель усмотрел в выборе места добрый знак, потому что нежно любил церковь святого Стефана. 1) Рен возвёл её в самом начале своей карьеры — если вспомнить, примерно в те годы, когда Лейбниц трудился над дифференциальным исчислением. Белая и чистая, как яйцо, она была вся — арки и купола; какие бы возвышенные мысли ни внушал её облик прихожанам, Даниель видел в нём тайный гимн Рена математике. 2) Томас Хам, его дядя-ювелир, жил и работал так близко отсюда, что в доме слышно было церковное пение. Вдова Томаса Мейфлауэр, на склоне лет перешедшая в англиканство, посещала здешние службы вместе с сыном Уильямом. 3) Когда Карл II пожаловал Хаму титул (после того как забрал и не смог возвратить деньги его клиентов), то сделал его виконтом Уолбрукским. Так что для Даниеля это была почти семейная часовня.
Рен строил церкви так быстро, что не успевал снабдить их колокольнями. Изнутри они выглядели великолепно; однако колокольни представлялись ему столь необходимой частью лондонского пейзажа, что теперь, наполовину уйдя от дел, он достраивал их одну за другой. Даниель видел почти завершённую у церкви святого Якова на Чесночном рынке и ещё одну у церкви Михаила-Архангела на Патерностер-лейн. Очевидно, Рен воздвигал колокольни кучно и, покончив с одним районом, перемещался в следующий. Очень здравая мысль. Звонницу у святого Стефана Уолбрукского только начали возводить — людей и материалы перебросили с двух соседних участков.