Вид собаки, поглощающей кусок человека, видимо, принёс публике то удовлетворение, за которым она сюда пришла. Никто не выразил особого восторга, но и возмущения не последовало. Начались разговоры и перешучивания. Несколько зрителей двинулись к выходу, чтобы успеть до того, как начнётся давка. Остальные переминались на месте, время от времени поглядывая на пуделя в съехавшем парике, который, скаля клыки, жевал ухо задними зубами.
Даниель вспомнил про одноухого нонконформиста, которого последний раз видел, когда тот спускался с трибуны, издавая ужасные звуки: наполовину стоны боли, наполовину пение гимна. Корзина его перевернулась во время борьбы с Чарльзом Уайтом. Несколько кусков требухи выпали на скамью и теперь лежали в лужицах тёмной крови, от которых ещё поднимался пар. Даниель узнал огромную щитовидную железу, явно извлечённую из лошади или такого же большого животного, убитого не далее как пятнадцать минут назад.
Нонконформист, шатаясь, вышел на открытое пространство за трибунами, где его уже встречали больше десятка собратьев. Все они натянуто улыбались. Карета мистера Уайта так и не вернулась; место её занимала повозка куда более грубая и куда более подходящая для здешних трущоб: фургон живодёра, весь в коросте засохшей крови и блестящих потёках свежей. С трибуны Даниель мог видеть то, что оставалось скрытым от мистера Уайта, стоящего на арене: в фургоне лежала разрубленная лошадь. Не старая кляча, а лоснящееся, ухоженное животное.
Это была одна из упряжных мистера Уайта.
Кучер и лакеи мистера Уайта стояли тесной кучкой в четверти мили по дороге, у неподвижной кареты, в которую теперь были впряжены только три лошади.
Даниель ещё раз взглянул на нонконформистов и заметил у каждого за поясом по меньшей мере один пистолет.
Самое время было уходить. Даниель сошёл вниз, стараясь, чтобы это не выглядело паническим бегством, и не позволил себе оглянуться или замедлить шаг, пока не очутился по другую сторону арены от того, что происходило или должно было начаться позади скамей.
— Господин Кикин, — сказал он, подходя спереди (руки на виду) и отвешивая церемонный поклон. — Я к вам с поручением от барона фон Лейбница, советника его императорского величества царя Петра.
Вступление было несколько торопливое, но Чарльз Уайт, на другой стороне арены, наконец-то осознал, как поступили с ним диссиденты, и постепенно вскипал яростью, которую сдерживало лишь численное превосходство вооруженных противников, готовых без колебаний отдать жизнь за правое дело. В таких условиях был лишь один способ привлечь внимание господина Кикина — упомянуть Петра Великого.