— Из вашей затеи, господа-товарищи, ничего не выйдет. Виданное ли дело, чтобы голытьба правила мирскими делами? И кто вам это доверит? — А потом добавил с нахальной улыбкой: — Ведь ваши большевики в городе долго не продержатся.
После этой неудачной попытки мы начали действовать иначе. Посоветовавшись, решили не ссориться со старым Советом, а использовать его в нашей борьбе за создание нового, большевистского Совета. В первую очередь занялись председателем Совета Тряпициным. Склонить его на нашу сторону большого труда не составляло: мы предложили ему в новом волостном Совете пост председателя, а также обещали послать делегатом на Уральский съезд Советов. После этого Тряпицин стал работать с нами в полном контакте.
Вскоре мы уговорили его создать при Совете боевую дружину из революционно настроенных фронтовиков, принесших с собой с фронта оружие. В эту дружину вошли бывший батрак Василий Ершов, Валентин Зимин, Иван Маркин и другие. Вначале перед дружиной ставились очень скромные задачи — поддерживать порядок на митингах и собраниях, которые будет проводить Совет. Потом мы создали нечто вроде организационного комитета, который должен был сплотить всех революционно настроенных фронтовиков и через них повести широкую агитацию за перевыборы волостного Совета. В состав этого комитета вошли И. В. Тряпицин, П. Я. Димитрин, И. Т. Киприянов и я.
Комитет развернул бурную деятельность. Только за январь было проведено не меньше десятка митингов и собраний. На них мы разъясняли крестьянам, чего хотят большевики. Эсеры и кулаки вступали с нами в ожесточенные споры, но у нас были неотразимые аргументы: мир, хлеб, земля.
Для ведения агитации использовали любой подходящий случай: вели беседы в избах, на рынках, везде, где собирались или случайно скапливались люди, использовали вечеринки, свадьбы, а то и просто вели разговоры у колодца.
Кулаки и их вожак Иван Букин видели, что они уже не в силах помешать большевикам вести агитацию против старой власти, знали, что в открытом бою они проиграют, и боялись этого.
Кропотливая работа большевиков в течение двух с лишним месяцев уже дала себя знать. Беднота, доселе молчавшая и забитая, начала постепенно пробуждаться и выступать на митингах, обличая кулаков в алчности и несправедливости.
В начале февраля 1918 года Тютняры бурлили, как кипящий котел. Середняки, правда, пока колебались, занимали выжидательную позицию, но значительная часть из них тоже сочувствовала большевикам. Особенно им нравился декрет о земле.
— Земля крестьянам, это хорошо, — говорили они. — Отцы и деды наши всю жизнь о ней думали.