Для Джонатана не остались незамеченными ее сузившиеся глаза и плотно сжатые в прямую линию полные губы. Не надо было говорить ей об отчиме. Джонатан предпочитал не трясти грязное белье на людях.
— Вы расстроены? — Он гадал, о чем она сейчас думает.
Напряженное выражение ее лица сменилось улыбкой. Она глотнула еще вина.
— У вас очень необычное семейство. По сравнению с ним моя собственная семья кажется ужасно серой.
Джонатан, внимательно следивший за лицом Карли, подумал, что в ее слабой улыбке сквозит печаль. Он колебался, стоит ли открывать, что ему немало о ней известно. Когда ей передали здание, он тщательно изучил ее прошлое. При этом он убеждал себя в том, что такая информация поможет с ней работать, хотя на самом деле проводил эти раскопки из любопытства. Карли его заинтересовала. Он узнал не только о ее платежеспособности, но и репутации в Самтере, где она выросла, и в университетском городке, где она жила сейчас, едва ли не больше, чем знала она сама.
— Разве можно считать серой жизнь полицейского? — удивился он. — А тем более смерть?
У Карли широко открылись глаза.
— Вы знаете, что мой отец служил в полиции?
— И был убит, когда выполнял свой долг и защищал беременную женщину от пьяного мужа. — Джонатан говорил с искренним воодушевлением. — Наверное, он был стоящим человеком. В моем представлении ваш отец окружен ореолом героической смерти. Не то что мой — который умер от старости.
Глаза Карли вспыхнули.
— Какое право вы имеете копаться в моем прошлом?
Он коснулся ее плеча и через тонкую ткань почувствовал, что она дрожит. Вдруг в нем всколыхнулось что-то, заставившее его отдернуть руку. Он откинулся на спинку стула, удивленный и раздосадованный собственной реакцией.
— Такого отца, как сержант Пат Мак-Донаф из полицейского управления Южной Каролины, довольно трудно держать в секрете. — Он с облегчением увидел, что ее застывшее лицо ожило, смягчилось.
Через несколько минут Маргерита подала бифштексы. Пока Джонатан ел, он все время спрашивал себя, откуда в нем сегодня столько доброжелательности. Если бы на месте Карли Мак-Донаф был кто-нибудь другой, он ни за что не открыл бы карт, чтобы иметь преимущество в игре. Когда дела касалось Карли, он по какой-то причине ощущал странное желание; оберегать ее.
Все женщины, с которыми он встречался за последние десять лет, в конце концов расставались с ним, обвиняя его в эгоизме, холодности и бессердечии. И он был с ними согласен. Но в Карли было что-то такое, от чего глубоко спрятанная в глубине его существа нежность прорывалась наружу.