Свежий мартовский ветер, родившийся где-то в неспокойных синих просторах Черного моря, достиг берега незадолго до полудня. Промчавшись по городским закоулкам, будто уличный сорванец, посланец Борея нашел их слишком тесными и вернулся в гавань – здесь, в почти правильном полукруге деревянных и каменных пирсов, можно разгуляться в полную силу.
Вволю наигравшись с расставленными вдоль пирсов кораблями, он набрался храбрости и вновь вернулся в город. Лихо взлетев на холм, увенчанный памятником дюку Ришелье, ветер наткнулся на одинокого прохожего и даже слегка испугался неожиданности этого столкновения. Ударившись о жесткое сукно форменного флотского пальто, озорник признал в незнакомце бывалого моряка, привыкшего встречать гораздо более серьезные вихри лицом к лицу.
Раздумывая о чем-то доступном только ему, мужчина поправил прядь светло-русых волос, выбившихся из-под офицерской фуражки, подставил порывам чуть удлиненное лицо с круглым, с ямочкой, подбородком. Прищуренные, серо-стального оттенка глаза, нос с легкой горбинкой, усы над плотно сжатыми тонкими губами – такие лица нравятся дамам на подсознательном уровне, заставляя их совершать порой необъяснимые, явно легкомысленные поступки.
Вглядываясь в суету волн, мельтешащих в полукруге бухты, мужчина слегка улыбнулся и неожиданно стал читать стихи мягким, но сильным, чуть хрипловатым баритоном:
Как зеркало своей заповедной тоски,
Свободный Человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, – горьки.
Прислушавшись к словам человека, ветер ненадолго стих, после чего оставил прохожего в покое и умчался восвояси. По дороге он возмущался тем, что стихи посвящены не ему, а морю, и мечтал вернуться в город уже не легким утренним ветерком, а свирепым ураганом.
Надо отметить, что февраль 1899 года выдался в Одессе невероятно теплым – в отдельные дни воздух прогревался до пятнадцати градусов Цельсия. Март начался мелкими заморозками, однако к середине месяца столбик термометра утвердился возле двенадцати градусов. Лишь ветер с моря мешал горожанам наслаждаться первым устойчивым теплом.
Моряк тем временем еще раз огляделся по сторонам и стал спускаться вниз с Приморского бульвара по лестнице, величие которой подчеркивается многообразием ее названий – Портовая, Бульварная, Большая, Гигантская, Воронцовская.
На Приморской улице он огляделся. По рельсовой колее мимо него неспешно проезжали конки – красно-желтые двухэтажные вагоны, запряженные парой лошадей. Флажки по обеим сторонам конки свидетельствовали, что свободных мест в вагоне нет. Номера у маршрутов также отсутствовали – лишь вывески с наименованиями начальной и конечной остановок, а потому, чтобы воспользоваться удобствами городского публичного транспорта стоимостью в пять копеек, нужно было быть весьма сведущим в городской топографии. Человек в флотском пальто не мог похвастаться детальным знанием Одессы и потому подозвал извозчика на дрожках, пожертвовав двадцать копеек во славу комфорта и скорости передвижения.