Хотя… Пожалуй, Пьетро мечтал о ребенке, который так и не родился. Когда он привез Марину сюда в тот раз, их ребенок был еще жив.
Как ни пыталась Марина сдержаться, она всхлипнула. Она просто не могла войти в этот дом, только не вслед за Пьетро, только не сейчас, когда вся боль, что она вынесла по его вине, проснулась в ней и вонзила когти в ее бедное сердце. Однако разве ей предоставили выбор? Марина замерла на пороге, глядя на машину, на ключ в замке зажигания. Она могла бы запрыгнуть в машину и уехать отсюда, мгновенно оказаться за много километров от этого дома и его хозяина, а потом…
В отчаянии Марина покачала головой. Что потом? Куда ей идти? Что делать? От одной мысли об улицах Палермо, кишащих людьми и автомобилями, она чувствовала дурноту. Даже если ей удастся целой и невредимой добраться до отеля, она угодит прямо в лапы к папарацци – из огня да в полымя. Марина не знала, чего боится больше: Пьетро и грядущего разговора или воплей репортеров, вспышек камер и микрофонов, бесцеремонно тычущихся ей в лицо.
Марина сделала глубокий вдох, резко выдохнула и вступила под своды дома, борясь с болью, душащей ее, и все новыми воспоминаниями, с каждым шагом обрушивавшимися на ее плечи.
Домик действительно был очень мал: большая гостиная, кухонька, спальня и ванная. Обстановка ничуть не изменилась за три года: деревянные двери, расписная мебель, красная бархатная обивка… Память ожила так резко, что Марина пошатнулась.
– Ты в порядке? – спросил Пьетро, заметив это и резко повернувшись к ней.
– В полном.
Наверняка улыбка, которую Марина смогла выдавить из себя, была слишком широкой, слишком радостной, слишком фальшивой, поэтому она торопливо добавила:
– На улице очень яркое солнце, а тут темно; глаза еще не привыкли.
Даже если бы Пьетро не посмотрел скептически в окно, за которым солнце с трудом пробивалось сквозь толстую завесу туч, Марина поняла бы, что он ей не поверил.
Дверь в спальню была приоткрыта, и в щелку виднелся край огромной кровати – удивительно огромной для такого маленького домика. Сделав над собой усилие, Марина отогнала воспоминания о том, что происходило на этой кровати.
– Почему ты привез меня сюда? – спросила Марина.
Пьетро раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы:
– Ты знаешь почему. Из-за папарацци.
– Я не о том.
– А о чем?
Теперь его внимание сосредоточилось на ней, но никакой радости от этого Марина не испытала; наоборот, она почувствовала себя еще неуютнее. Гостиная словно стала намного меньше, широкие плечи Пьетро словно заслонили дневной свет, а его светлые глаза прожигали в Марине дыры пристальным, пронизывающим взглядом.