– Неужели правда? – ахнула Марина.
– Я разочарован и тем, – продолжал Пьетро, – что из-за меня ты тоже почувствовала себя в западне. Мне жаль, что я не смог обеспечить тебе семью, о которой ты мечтала. Я признаю, что женился на тебе, не в последнюю очередь чтобы сгладить углы, когда о нашей связи все узнают. Когда мы потеряли малыша, я был разочарован тем, что появление наследника Динцео откладывается на неопределенный срок.
Но больше всего его шокировало то, что он прочел в глазах Марины: крах надежд, невыносимое страдание, конец их счастья. Каждая черта ее прелестного лица кричала о том, что ей больше не нужен этот брак, что Пьетро разочаровал ее. Даже их страсть поблекла. Если бы они нашли в себе силы подождать, пока остынет жар первых встреч…
– И после этого уже можно было не притворяться, да? Исчезло то, ради чего ты женился на мне…
– Ты так говоришь, словно я хотел этого…
– А ты не хотел? Ты сказал: «Все к лучшему. У нас не та семья, в которой можно растить детей».
– Я ненавидел себя, говоря это.
– Что ж, я тоже тебя ненавидела.
Почему он не понял все сразу, глядя в ее неживые, тусклые глаза? Он смотрел, как она угасает, как становится все более вялой и апатичной. Неужели, даже видя все это, он и правда ждал, что она останется с ним, а потом – что она вернется? Да он сам лишил себя всяких прав на нее своим пренебрежительным отношением!
Он всего однажды позвонил ей, и этот звонок сказал ему все, что нужно. Они пали так низко, что Пьетро мог только отпустить ее, позволить обрести счастье вдали от него, если хотел поступить хоть сколько-нибудь благородно. Но стоило ему узнать, что счастье подарил ей другой мужчина, как жгучая ревность ослепила его и не дала времени поразмыслить здраво.
Все дело было в том, что Марина уже не принадлежала ему и он не мог защищать ее как свою собственность.
– Ты имела полное право вести себя так, – признал Пьетро. – Я был плохим мужем. Я не поддержал тебя, когда ты больше всего нуждалась в моей поддержке.
Он остался плохим мужем. Он поверил, что перед ним прежняя Марина, и поддался страсти. Однако это была другая женщина, которой его Марина стала за эти два года, проведенные без него, вне брака, не принесшего ей ничего, кроме горя и страданий.
Пьетро помнил, что с ней сделал этот брак. Он видел, как темнеет лицо Марины, когда она вспоминает об этом. Он не имел права тащить ее обратно в этот ад, не имел права даже просить.
– Ты правильно сделала, что ушла.
Как это случилось? Почему Пьетро выслушал ее обвинения, ее облеченное в слова страдание, чувство, что ее предали, и признал, что она права? И почему у нее теперь такое ощущение, что она не хочет слышать его признания, что на свете не существует только белое и только черное, что она сама уже далеко не так невинна, как была когда-то?