– Да, мисс, обязательно, не беспокойтесь, – кивнула та.
Вернулась Мэри спустя два часа. Обратный путь занял у нее значительно больше времени, потому что сгустился туман. Раздевшись, Мэри поднялась наверх и, не дойдя еще до комнаты Барбары, услышала стоны.
Доктор приехал уже с наступлением темноты, он подтвердил то, что женщины и так уже знали: у роженицы начались преждевременные схватки.
Они продолжались еще в течение десяти часов, и когда наконец ребенок появился на свет, то едва пискнул – настолько был слабым.
Когда Мэри забрала ребенка у доктора и торопливо вышла из комнаты, мисс Бригмор взяла Барбару за руки, прижала их к своей груди и прошептала сдавленным голосом:
– Все хорошо, дорогая, все хорошо. – И тут же спросила себя, как же она может говорить, что все хорошо? Глупые слова, которые совсем не соответствуют голосу рассудка. Анна прекрасно понимала, что не многим женщинам приходилось так страдать во время родов, как ее бедной девочке. Она и сама все это время обливалась потом, ощущала боли в желудке, но все же не испытывала мучительных болезненных схваток, хотя с радостью согласилась бы страдать вместо Барбары, если бы такое было возможно.
По щекам Анны катились слезы.
– Все кончилось, дорогая, все кончилось, – бормотала она. Однако тут же испытала новый страх, потому что осознала – для Барбары действительно все кончилось, жизнь уходила из нее.
Рука Барбары потянулась к Анне, губы шевелились, пытаясь произнести: "Анна, Анна". А затем из груди вырвался тяжелый вздох, и ее голова откинулась набок.
– Ох, нет! Нет! Барбара, любимая, Барбара!
Услышав крик мисс Бригмор, доктор подошел к постели, схватил Барбару за плечи и принялся трясти ее.
– Нет, нет! Все же прошло хорошо. Очнись, очнись!
В комнате повисло тягостное молчание, доктор осторожно опустил Барбару на подушки. Выпрямив спину, он посмотрел на мисс Бригмор, покачал головой, бормоча в недоумении:
– Но все же прошло хорошо, вполне нормальные роды. Ребенок меньше обычного… но все ведь прошло хорошо.
Мисс Бригмор перевела полный страдания взгляд с доктора на свою любимую Барбару, которая была для нее родной дочерью. Из двух девочек она больше любила Барбару, хотя никогда и не признавалась в этом. И вот теперь она мертва, как и предчувствовала. Если кто и планировал смерть Барбары, так это она сама. Измотала себя прогулками, заморила голодом, но главное – она желала своей смерти.
– Ох, Барби, любимая моя, любимая. – Анна упала перед кроватью на колени и прильнула к неподвижному телу.
– Идите, посмотрите, как там ребенок, – сказал мягким тоном доктор, подняв ее через несколько минут.