А может, Юрка из-за меня заболел? Расстроился и заболел. Я где-то слышал, что, если человек чем-то расстроен, к нему все болезни липнут. И зачем я на него накричал? Телефон его так и был недоступен. Я позвонил его маме и от нее узнал, что Юрка находится сейчас в Москве. У них на даче, оказывается, нет нормальных докторов. Мне до Москвы добираться ровно час, бывает час с хвостиком. Электричка приходит на Курский вокзал, а там на метро еще минут двадцать. Можно ехать до «Маяковки» или до «Баррикадной». А потом до «Патриков» минут десять пешком. Родители разрешают мне одному ездить на электричке, хотя баба Лиля все время протестует. Папа говорит, что он сам на электричке ездил уже с семи лет. И что тут такого? Подумаешь, электричка. Я и на самолете сам бы летал, только не пускают. Говорю же, нас считают за недоумков. Чуть что, а где твои родители? Зимой вечером гуляли с Юркой на «Пушке» (это недалеко от «Патриков»), милиционер как докопался:
— Вы почему так поздно бродите по улице?
Ну, во-первых, что это за слово «бродите»? Я что, на бродягу похож? А во-вторых, пол-одиннадцатого вечера — это разве поздно? Вокруг светло, как днем. Народу полно. Елка стоит. Для кого ее поставили? Для взрослых, что ли? Нет же, давай пытать нас: кто, откуда, зачем?
— Нам родители разрешают, — отвечаю. — Мы здесь рядом живем.
— Не положено, — говорит милиционер, — гулять без взрослых в такой поздний час. Отправляйтесь домой.
— Так светло же, — говорю. — Фонари кругом. Кого тут бояться?
— Вы меня не поняли? — насупился «полицейский» (язык не поворачивается милиционером его назвать). — Идите домой, пока я вас в отделение не отвел.
Скажите, его для чего туда поставили? Преступников ловить или к детям докапываться? Мы, конечно, сделали вид, что уходим, нырнули в подземный переход и вынырнули на другой стороне Тверской. Гуляем дальше, никого не трогаем, хрустим чипсами (я еще ими тогда не брезговал). Самое главное, что даже бабушка на мобильник не названивает, а милиционерам неймется. Нашелся второй такой же бдительный. И снова стал угрожать клеткой. И тут вдруг у меня запел телефон. Смотрю на дисплей — бабушка. Она, оказывается, уснула, а теперь вот, проснувшись, разволновалась. Милиционер, догадавшись, что я говорю с бабушкой, попросил у меня трубку. Дурак я. Дурак, что дал ему трубку. Он таких гадостей наговорил Лилии Степановне, что я до конца учебного года позже десяти вечера спать не ложился. Напугал бабулю до смерти. Говорит, я сейчас вашего внука в отделение отведу, мы вас оштрафуем, вы не смотрите за детьми, потому у нас хулиганов полно и так далее и тому подбое. Скажите, можно его умным назвать? Вдобавок ко всему я из-за милиции на следующий день диктант по русскому написал на тройку. И всего из-за двух слов. Первое — безобидное, «туннель». Пока я думал, как правильно писать «туннель» или «тоннель», забыл о том, что слово пишется с двумя «н». А вот о том, как писать правильно — «у» или «о», — можно было и не думать, потому что и так, и так верно. На всю жизнь теперь запомнил эти тоннели, как и слово «милиция». На нем я тоже споткнулся. Вы представляете, как мне накануне эти милиционеры прогрызли мозг, что я даже слово «милиция» написал с двумя «л»?