В том же бешеном темпе работает и знакомая нам пара наверху. Сегодня Абдель Махмуд бегает не по лестнице, а одну за другой гоняет по уложенным доскам тачку с бетоном. Каменщик исполняет обязанности вибратора: разровняв длинной доской бетонный раствор, он босыми ногами утрамбовывает его внутри опалубки.
К вечеру бетонная плита готова. Бригада каменщиков, нанятая подрядчиком, погрузила бетономешалку, сбросила сверху балку с блоком, свернула трос и уехала. Завтра она приступит к работе на другой стройке. И снова Абдель будет таскать стройматериалы на собственных плечах.
Послезавтра, когда бетон немного подсохнет, они переедут на этаж выше. И снова в его спальню будут светить звезды.
* * *
Спастись в собственном доме от вторжения мира звуков в Бейруте — это выше человеческих сил. К полуночному пению петухов и концертам влюбленных котов мы уже привыкли. И муэдзина с его призывно-певческими выступлениями, которые становятся все чаще по мере того, как укорачиваются дни, мы тоже воспринимаем как нечто неотделимое от жизни. Нам уже перестали мешать даже ночные сигналы и рев такси. А без некоторых звуков, скажем без выкриков продавца инжира, нам, наверное, было бы просто скучно.
Однако до сих пор мы не в силах привыкнуть к арабской музыке.
Мы никак не можем с ней примириться.
Нам хочется постигнуть ее не только сердцем, но и разумом. Мы стремимся отыскать в ней все, что нам советовали: и бескрайние просторы пустыни, и безграничное время, и ритм верблюжьих караванов, и верность жены, ожидающей мужа — паломника саванн и песков, и жгучее дыхание хамсина, которое, как говорят, вызывает у кочевников столь странное, невыразимое волнение.
Но вместо невыразимого волнения хамсина в улицы врывается смерч душераздирающих звуков. Словно сквозь бесчисленные дыры чудовищной мясорубки, из жилищ и магазинов ползут змейки размолотых звуков, сливаясь в монотонный марш, наполняющий душу отчаянием и безысходностью.
Двумя этажами ниже под нами в эту минуту как раз рыдает какой-то несчастный. Возможно, у него похитили любимое дитя, быть может единственное, смысл и цель его жизни. Он бежал из пустыни, волею шального случая овладел микрофоном и теперь изливает в него всю скорбь измученной души, плач истязуемого. Однако плач этот иногда прерывается. Излив очередной жалобный псалм, измученная душа погружается в собственные глубины, определяет меру своего горя и вновь продолжает рыдать визгливым тремоло: смилуйтесь во имя господа милосердного, избавьте меня от страданий, верните мне любимое дитя…
Да послушайте вы все, кто слышит его, верните же несчастному похищенное дитя, сжальтесь над ним! Вы увидите, как возликует он, как слезы радости брызнут из его глаз, как он тотчас же перестанет рыдать! И для всех вас, кто из сострадания внемлет его печальным псалмам, настанет покой. Верните ему дитя!..