— Да, я по-прежнему утверждаю, что не знала вашего отца!
— Тогда как это попало в его стол? Я вас спрашиваю! — Матиас, в отличие от меня, голос не понижал, и, хотя его было прекрасно слышно, Барби еще дальше отодвинула трубку от уха. Она и Шарлотта не спускали с нас глаз.
— Откуда мне знать, как снимок попал в его стол? — прошипела я, выудила из-под стола сумку и достала бумажник. — Одно я точно знаю: фотография принадлежит мне, и…
Я умолкла, уставившись на пустой пластиковый футлярчик между младенческой фотографией Даниэля и карточкой социальной страховки. Пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы мой голос прозвучал нормально.
— Она всегда лежала здесь, — наконец выдавила я. — Ее украли!
В горле запершило. Тот, кто подбросил записку в мою машину, не сидел сложа руки.
Матиас явно не верил ни одному слову. Он холодно глянул на меня и осведомился:
— Что вы несете, черт побери?
Определенно, этот человек не из тех, кто умеет проявить такт и деликатность в щекотливых ситуациях.
Я долго молчала, уж очень не хотелось вдаваться в объяснения. Фотография, которую Матиас швырнул на стол, была мне хорошо знакома. Натан сделал ее «полароидом» почти два года назад, во время одной из наших нечастых поездок во Флориду. На этом снимке я на четыре килограмма легче и — даже я это признаю! — выгляжу лучше, чем обычно. Пока Натан снимал, Даниэль стоял у него за спиной и строил рожи, поэтому на снимке я гляжу прямо в камеру и хохочу во все горло. Это едва ли не единственная моя фотография, на которой я не выгляжу зажатой. Наоборот, я весела и счастлива. И, что немаловажно, стройна.
На целых четыре килограмма худее, чем сейчас. Вот почему я отлично помнила этот снимок. На нем я закаляла волю. Всегда носила его в бумажнике, и стоило почувствовать острую необходимость завернуть в бар «Карамелька», как я вынимала фотографию и говорила себе: "Вот что с тобой бывает, когда ты не лопаешь хрустящее шоколадное печенье и прочие сласти".
Понятно, что у меня не было ни малейшего желания обсуждать методы закалки воли с человеком, взиравшим на меня, как на Лукрецию Борджиа.
Тем не менее пришлось. Тяжко вздохнув и стараясь говорить спокойно, я начала:
— Послушайте, я понятия не имею, как моя фотография оказалась в столе вашего батюшки, но объяснить кое-что могу.
Рассказывая, я не смотрела на Матиаса, мой взгляд был прикован к снимку. В душе я проклинала все на свете. Это надо же, признаваться первому встречному, что "да, видите ли, сегодня я не такая худая, как на этом снимке, однако, невзирая на сей прискорбный факт, по-прежнему испытываю непреодолимую тягу ко всяким штучкам из шоколада и карамели"!