В тот понедельник я бы так же спокойно отправилась в центр, если бы денек не выдался типично летним, по-луисвильски летним, а таких деньков в нашем городе можно насчитать немало. Хотя было только начало июня, предсказатель погоды на третьем канале объявил, что ртуть в градуснике настойчиво рвется к отметке 44, и, судя по тому, насколько тяжело дышалось в семь часов утра, предсказатель говорил чистую правду.
Летом Луисвиль не ограничивается жарой. Это было бы слишком просто. Я живу здесь всю жизнь, и каждый год наш город идет на рекорд, перекрывая свои собственные достижения по части влажности и духоты. Летом в воздухе Луисвиля можно полоскать рот. А иногда нашим воздухом можно и закусить.
В полвторого я привезла клиентов, которым показывала дом в Шелби, на стоянку перед "Кв. футами Джарвиса Андорфера"; кондиционер моей "тойоты"-семилетки задыхался и хрипел. Мне явно следовало переодеться, прежде чем отправляться на чтение завещания. Воздух снаружи был консистенции горчицы, и мое синее льняное платье противно липло к спине. Не исключено, что клиенты не купили дом, который я им навяливала, только потому, что не могли находиться со мной рядом ни одной минутой дольше. Итак, оставалось либо ехать домой переодеваться, либо вылить на себя ушат духов. В последнем случае на меня бы слетелись пчелы. Со всех окрестных лугов.
Решив, что переодеться будет безопаснее, дома я облачилась в темно-серый костюм в полоску, темно-серые туфли на низком каблуке и темно-серые колготки — несомненно, в этом сезоне все приличные наследники выбирают именно такую цветовую гамму. Собиралась я в мрачности: такой наряд от жары не спасает, но единственное платье, которое я не сдала в чистку, было мало того что без рукавов и с пышной юбкой, так еще и белым в ярко-красный горошек. Я купила его под влиянием момента, когда вдруг почувствовала себя древней старухой. Платье не помогло. В нем я выглядела еще старше — и глупо в придачу.
Для церемонии оглашения завещания больше подходил костюм. Он был, как и подобает случаю, строг. И предельно скромен. Разве что одеяние монахини выглядит скромнее, но я им вовремя не запаслась. А надо было.
Но, видимо, напрасно я принесла себя в жертву, напялив костюм. Стоило мне подняться на двадцать третий этаж и войти в огромные двойные двери, отделявшие фирму Бентли, Стерна и Гласснера от других помещений, как из кабинетов, расположенных вдоль коридора, повыскакивали служащие, оглядели меня с головы до ног и снова исчезли. Возможно, у меня разыгралось воображение, но их взгляды не показались мне одобрительными.