— Да поможет нам Господь выйти отсюда!
Филипп так и подпрыгнул:
— Что?
— Мне хотелось бы жить в Италии или Греции, — продолжала девочка. — Здесь очень пасмурно. Я поеду туда, где светит солнце, где все залито светом, где растут приморские сосны, как в поэмах Вергилия, где голубое море, а не эта вонючая, грязная Флит!
Ребекка не сводила глаз с горизонта.
— Ты серьезно? — заволновался Филипп.
— Конечно. Неужели ты никогда не мечтал выбраться отсюда?
— Я об этом никогда не думал. По правде говоря, я вижу себя только во Флит.
— В таком случае мне тебя жаль.
Ребекка менялась. Ей не хотелось играть, она стала меньше улыбаться. Филипп заметил, что вокруг Ребекки стали виться другие мальчики, жившие в тюрьме.
— Да, у меня тоже есть мечта! — поразмыслив, сказал Филипп.
— Вот видишь!
— Однажды я стану знаменитым гладиатором!
— Как Спартак?
Филипп растерялся:
— Э… нет. Я его не знаю. Скорее, как Джеймс Миллар или Батлер, ирландский титан!
— Приятная новость!
— Не смейся, я все предусмотрел. Когда мне исполнится пятнадцать, я поступлю в школу Джеймса Фигга на Оксфорд-роуд, потом придумаю коронный удар, который будет назван моим именем, и стану новым идолом арены Хокли-ин-зе-Хоул!
— С твоими тощими ногами это будет забавно.
— Я вырасту!
Ребекка пожала плечами:
— Это игрища драчунов, да и все знают, что они договорные. Это ловушка, чтобы ограбить спорщиков. Потерять два шиллинга, чтобы полюбоваться, как Бенни Московит якобы проламывает башку Великому Хищнику Гибернии? Нет уж, спасибо. А какое смешное имя ты придумал? Пандар Трои? Голиаф Флит?
Обиженный Филипп покачал головой:
— Если ты сходишь со мной в Хокли, хотя бы один раз, ты поймешь, что не знаешь, о чем говоришь! Гладиаторы проливают слишком много крови на арене, чтобы притворяться. Ты можешь смеяться, но я стану гладиатором и заработаю достаточно денег, чтобы погасить долги моей матери! И тогда, возможно, ты увидишь, как мы уедем в Италию, гораздо раньше, чем ты. Это я тебе говорю!
— Да не сердись ты!
— А? Но почему бы и нет?
— Потому что не все так просто.
Дети долго молчали.
Во дворе тюрьмы появилась Шеннон. Она вернулась из «Красного мундира». Как и каждый вечер, была сделана перекличка узников, которые пользовались правом выходить в город.
Затем Шеннон навестила других заключенных, в том числе пожилую даму, которой она всегда приносила краюшку хлеба.
В свои двадцать шесть лет Шеннон выглядела на десять лет старше. Она была очень худой, но ей приходилось выполнять тяжелую работу, и она больше заботилась о других, чем о себе. Она терпела многочисленные лишения, была вынуждена постоянно отбиваться от похотливых ухаживаний надзирателей или узников-мужчин.