Танцевать стриптиз для него было бы примерно все равно, что подставить зад какому-нибудь черножопому ублюдку из бойцов Андроника, армянского вора в законе, наводящего на всех в городе ужас.
Полилась какая-то липкая, холодная, вкрадчивая музыка, от которой Аню невольно передернуло: примерно под такую музыку ее сегодня ночью… в общем, под эту музыку она была с Кисловым.
– Зда-аррровый какой, бычара-то! – проблеял сидящий рядом Леня Никифоров. – Ты глянь, Анька, как рисуется шмарик!..
На сцене появился высоченный молодой человек в обтягивающих кожаных брюках и обтягивающей же черной майке с коротким рукавом, открывающим замысловатую татуировку на мускулистой руке. Он двигался с такой завораживающей хищной грацией и легкостью, плавно, отточенно, как кошка, что Аня, с некоторых пор начинавшая кое-что понимать в хореографии, невольно заострила на нем внимание.
– А-а-а, – протянул Леня, – вот и московский петушок. – В «Белой горе» дикция Лени претерпела существенные изменения к лучшему. – У меня есть один знакомый, он у нас дворником работал при церкви, а потом преподавал в семинарии латинский, так он уверен, что все мужики в Москве – пидоры. Поголовно. Начиная с этого… гастрономическое такое имя… этот… шашлык-башлык… спагетти… омар… э-э-э…
– Может, Оскар? – предположила Аня, не отрывая глаз от сцены.
– Не, не Оскар. Э-э-э… мясное что-то. Жаркое, что ли… фи… вспомнил – филе! Филе этого самого… Киркорова!
Молодой человек на сцене подошел к самому ее краю и, изогнувшись, как, вероятно, может только член олимпийской сборной по спортивной гимнастике, медленно разорвал на себе футболку от выреза на горле до самого низа. А потом сдернул с себя остатки испорченного реквизита и швырнул в зал.
В этот момент к нему присоединились еще двое, уже раздетые до пояса.
Метнулись лучи лазерного шоу, музыка вздыбилась и прокатилась через зал, подобно опустошающему цунами. Фигуры на сцене заметались в рваном, изломанном ритме, сплетаясь и расплетаясь, словно змеи, танцующие под дудку невидимого заклинателя.
И вдруг из этого клубка буквально выбросило одну из «змей» – смуглого темноволосого парня в липнущих к телу кожаных брюках, – и он, раскинув руки крестом, буквально завис на краю сцены, запрокинув голову.
Сидящая в двух метрах от него дамочка восторженно вскрикнула. Ее соседка, плотненькая сорокалетняя баба в платье с глубоким вырезом – ей-ей начальница фирмы, производящей фаллоимитаторы, – выкатила на столик свои прелести.
Леня налил себе и Ане текилы и скептически гмыкнул:
– Вавилон… ежкин кот!