«Аз есмь червь», — учат их книги, требуют повторять это денно и нощно. Я — червь? Под Богом — червь. Но вы, цари земные, еще докажите, что вы лучше меня, князя киевского. Русь не меньше Византии. Вы у меня помощи просите, не я у вас. Почему же я — червь, а не вы — черви?
Нет, не будет Анны — не жди от ромеев твердости в слове…
— Князь! Наши! — проговорил дружинник за спиной.
Князь и сам видел. Растворились врата в стене. Тяжелые, хоть и называемые «малыми». Стража выпустила Ратибора и Беляя. В чванливом Херсонесе человеку с положением нельзя ходить без слуг за спиной. За воеводами двенадцать дружинников, по шесть на каждого. Дружинники не в плащах воинов, а в длинных рубахах. Вроде впрямь слуги. Сами воеводы в плащах. Ратибор в красном, Беляй в зеленом. Плащи, как положено у воинов, заколоты на плече. Оба без мечей: «Мы мирные. Мы идем к тебе, стратиг, чтобы повторить то, что ты уже слышал: отдавай свою дочь за нашего князя». Идут воеводы ходко. Едва удерживают себя, чтобы не сбежать вприпрыжку по лестнице в скале. Вот они на причале. Веселые! Глаза у обоих лукавые и смеющиеся. Все, как надо, князь! Тупой и упрямый стратиг опять отказал. Значит, война. Возьмем Херсонес. А потом на ладьи. И — в Константинополь. Прибил свой щит на врата Царьграда пращур твой, Вещий Олег. И мы прибьем!
На причале, уже не чванясь, рассеялись, смешались. Где воеводы, где «слуги» не разберешь. Попрыгали в ладью.
Владимир и подробностей разговора со стратигом выслушивать не стал. Зачем?
Дружина рассеялась по ладье. Говор. Смех. Пересуды. Где спали-то ночь? А стратиг, а стратиг каким был? Хмурый? Ха-ха! Как вепрь упрямый? Ха-ха! Напужал, напужал, стратиг, ха-ха!
Князь дал знак. Мстиша пошевелил потесью, рулевым веслом. Ладья осторожно, словно нерешительно, отодвинулась от причала. Гребцы пригнулись к веслам. Ладья продвинулась дальше в море. Двое корабельщиков нагнулись к парусу, готовые поставить его. Хотелось перед отходом еще раз взглянуть на Херсонес, пока еще целый, пока еще не затронутый дымом пожарищ.
Над городом из сини небесной солнцепад. Блестят, слепя, золотые кресты над куполами. Самих церквей за стенами не видно. По соседству с церквами мраморные верхушки древних базилик, строившихся в честь богов и богинь, уже забытых людьми. Вот та базилика, говорят, в честь Артемиды-охотницы. Хороша была богиня, раз такая быстроногая, что могла и лань, и вепря догнать. Стоила мраморных колонн, поднятых ей во славу. Мрамор сияет под солнцем. Что Владимиру до забытой людьми Артемиды? Что до их базилик? А вот жаль их. Все война рушит. Уцелеют ли базилики?