– Уважаемый мастер Сигват, прошу вас, не упоминайте имя отца моего. Вечереет.
– А? Да, пожалуй, не стоит… Лучше поговорим о двояких созвучиях. Что по сему поводу имеет сказать… Олаф?
– Э-э… мастер Сигват… э-э…
– Так, понятно. Хрунгир?
– Добрые князья, храбрые потомки, голодные враны!
– Хм… Что ж, неплохо. Молодец, Хрунгир. Но все-таки… Лантис?
– Созвучия… Созвучия двоякого рода… А-а! Половинчатые и полные, да? Полное – это вроде adalbending. Да? А половинчатое… scot… scotbending? Или наоборот… или…
– Лантис, а расскажи-ка нам о рифменных буквах.
– Мастер Сигват, можно я?!
– Можно, Хрунгир, можно.
– Добрые князья, храбрые потомки…
– И голодные враны. Да, Хрунгир, ты усвоил урок, но… Мальчик мой, шутка, сказанная дважды за один урок, карается лишением ужина.
– Мастер Сигват!..
– Молчать! Итак, Лантис?
– Как вы рассказывали не раз уже и не два, вы постоянно что-то рассказываете, вы…
– Не тяни гидру за хвост!
– Да, конечно, за хвост, да-да… Вы рассказывали, что песни скальдов разделены на строфы, да? А строфы состоят из восьми стихов и как бы делятся пополам и опять пополам, да? И аллитерация? Я могу заблуждаться, но… Два рядом… стихи, да… Три слова с одинаковой буквы, верно? Эти одинаковые буквы и называются рифменными. Они расположены не абы как: главная в начале второго стиха, третья… не помню… И еще вы говорили, мастер Сигват, рифменные буквы должны находиться в словах с ударением. Да?
– Да. Урок окончен, все свободны. Ужин стынет, спешите в столовую! Кроме Хрунгира и Лантиса. Хрунгир идет спать, а Лантис – изучать свитки по аллитерации. Завтра я желаю услышать подробный доклад о drottquaedi, хвалебных одах королям и стурманам. И… Пойми, Лантис, хвалебную оду королю нельзя петь тоскливо и заикаясь – могут усомниться в искренности. И тогда… Ясно, Лантис?
– Да, мастер Сигват.
– Ой ли? Сомневаюсь…
Три года прошло, а Эрику все так же нравилось слушать сыночка конунга. Убаюканный голосом скальда, Эрик четко представлял картинки из быта героев. Если это не талант – рассказывать с чувством, отправляя слушателя в грезы наяву, то Эрик даже и не знает, как сие назвать.
– Скривился гаденько, мордашку в прищур слепил, и… Ой ли, говорит, сомневаюсь я что-то, господин Лантис, в ваших талантах. Так и говорит: «господин Лантис». Уважает, значит. Меня. Из-за отца, конечно, но какая разница? Уважает, и ладно, и… Чего лыбишься? Не веришь?!
– Да что ты, Лантис?! Побойся Проткнутого, как можно? Верю, конечно, чего мне не верить?
– То-то же. Он, значит, говорит мне: господин Лантис, а я ему…
Чем все это закончилось, Эрик так и не узнал, ибо скальда прервал конопатый Олаф, пробегавший мимо: