Дмитрий помедлил: углубляться в тему не следовало, поскольку перед ним был человек не подготовленный, хотя и жаждущий новых знаний. Поэтому ненавязчиво увел разговор в сторону. Вспомнили освобождение Григория и его напарника из плена, а точнее, из рабства. Григория чеченцы еще не успели покалечить- он провел в их лагере слишком мало времени и послал о себе первую весточку станичникам, пообещав бандитам, что казаки соберут для него выкуп. А вот напарника порезать успели: откромсали палец на ноге прямо на глазах у Григория.
— А он откуда родом? — спросил Дмитрий.
— С Пятигорска. Короче, его родственники написали, что у них нет денег для выкупа, вот чеченцы и оттяпали ему палец, чтобы послать им на память. Грозились, что каждый раз будут присылать по следующему пальцу.
— С чего они взяли, что у них есть деньги?
— Ни с чего. Ни у него самого, ни у его родни и в помине никаких денег не водилось. А эта нелюдь в завершение просто убила бы человека и выслала бы его родне видеозапись его мучений. Они это могут.
Повисла тягостная пауза. Григорий заметно разнервничался.
— Слушай, майор, — вдруг перешел на полушепот. — Я привез с собой немного горючего. Нашей, станичной самогонки. Короче, давай пропустим по чарочке? Раны души требуют.
— Удержись, друг, — строго отрезал Одинов. — Легче тебе не станет, а беду себе точно наживешь. Как бы внутри ни жгло, как бы ни кровоточило — терпи. Другим тоже не сладко. Не за тем мы сюда приехали, парень.
Шаталов сконфуженно потупился.
И, чтобы помочь ему выйти из неприятной ситуации, Дмитрий спросил помягчевшим голосом:
— Девчонка- то у тебя есть? Красавица- станичница с косой по пояс?
Григорий усмехнулся.
— А то как же! Да что толку, коли так далеко? — И продолжал, уже совсем оттаивая: — Короче, видел я здесь одну красотку. — Он принялся описывать аппетитные выпуклости, которые успел угадать- разглядеть у нее через обтягивающую одежду.
— Постой. Ты имеешь в виду помощницу Левитана? — словно невзначай поинтересовался Дмитрий, впрочем, уже зная ответ.
— Кого? Левитана?! — Шаталов зашелся хохотом. — А что? Хорошая кликуха! Но ты молоток, угадал: по ней, окаянной, сохну. Зазнобушке сердца моего. Молвила, что зовут Глашей.
Потом застеснялся собственной неестественности, произнес обыкновенным голосом:
— Это я так. Шуткую, короче. После чеченского плена все никак в себя не приду. Как с того света вернулся. Вот и веду себя невпопад. Порой всякую чушь порю — от радости, что оттуда вырвался. А почему вы тогда вдруг свернули операцию? Надо полагать, не из- за меня же вы полезли в горы под пули чеченские?