Британцы – это британцы. Они скорее подохнут в сточной канаве, чем попросят помощи.
В то воскресенье никто из этих тысяч ничего не просил. В понедельник люди стали подходить к дверям. Не бросились как бешеные, не думайте: просто кто-то один, например, молодая мать с цепляющимся за руку несмышленышем, или старик в пижаме и видавшем лучшие дни дождевике, или отец семейства в спортивном костюме и лаковых туфлях.
– Извините за беспокойство, но мои дети хотят есть. Не найдется ли у вас хлеба?
Или:
– У меня есть с собой пара банок тушенки, но нет спичек развести костер. Вы не могли бы… Нет, не нужно весь коробок, всего несколько штук.
Или:
– Я очень прошу прощения, сэр, извините ради Бога, но моя дочь заболела. Ей всего три года. Я просто хотел спросить… Нет, извините… это слишком назойливо с моей стороны. Извините.
Или:
– Простите, молодой человек, но моей жене плохо. У вас не найдется аспирина?
Или:
– Мой ребенок мерзнет. Мне очень нужно одеяло.
И с каждым часом росли отчаяние и настойчивость. Я делал что мог для подходивших к дверям людей – мы все делали что могли. Но я понимал, что на каждого, кто пришел просить еды или спичек, или пару старых ботинок, есть сотни других, которые страдают молча, слишком гордых или слишком застенчивых, чтобы просить. Это лишь подтверждало то, что я узнал много лет назад: те, кто громче кричит, получают что хотят. Кто вежливо молчит и ждет очереди, получает дырку от бублика. Такова жизнь.
В общем, мне было ясно: когда люди начинают просить у незнакомцев, это может значить только одно.
Цивилизация всплывает кверху брюхом.
За тот час, что мы со Стивеном глядели на эту декорацию лагеря беженцев в какой-нибудь зоне военных действий в Африке, мы услышали достаточно, чтобы узнать, что происходит.
Где-то в ночь на пятницу жители Лидса проснулись от першения в горле. Глаза слезились, мучил кашель. Через час все жители города стали задыхаться. Слезы текли ручьем, глотки горели огнем, в легких кололо, будто туда насыпали битого стекла. Тысячи людей наверняка подумали, что это приступ астмы или стенокардии. Но скоро выяснилось, что дело хуже. Семьи, соседи, копы в участках, работники круглосуточных заправок – все ловили ртом воздух.
Сработал инстинкт самосохранения. Кто мог вести машину, уехал. Кто мог идти, ушел. Все население Лидса просто поднялось и отбыло.
Тот же инстинкт повел людей вверх, поскольку они думали, что все дело в ядовитом газе. Они думали, что, поднимаясь вверх, дойдут до чистого свежего воздуха.
Через несколько часов им это удалось. Одним из высоких участков оказался Ферберн.