. Буддистский Миран того времени ориентировался на Индию и Малую Азию, а не на Китай.
Я спросил Шэна, на месте ли еще эти фрески. Он ответил, что некоторые действительно остались, но погребены под трехметровым слоем каменной крошки. Оказалось, что большинство фресок либо были увезены Стейном в 1907-м и 1914 гг. в Нью-Дели, либо уничтожены Зуичи Тачибаной, японским шпионом, маскировавшимся под археолога. К сожалению, фрески, находящиеся в Национальном музее Дели, много лет не выставлялись.
— Если Индии они ни к чему, отдали бы назад Китаю, — раздраженно заметил Шэн.
Еще до начала экспедиции я надеялся, что встречу кого-нибудь из современников Гединаили Стейна. Но мне не везло до того дня, когда я повстречался с Виллайяти, уйгурским археологом, который сопровождал нас в Лоулань. Он рассказал мне о глубоком старике по имени Кумран Баньяс, который жил в Новом Миране. Он родился в XIX веке недалеко от Кара-Кошуна, бывшего озера Лобнор, и был свидетелем «возвращения» озера на север, в старое ложе, и пересыхания Кара-Кошуна — точно так, как это описывал Гедин.
Я воодушевился: возможно, он был знаком с Гедином и Стейном.
По приезде в Новый Миран Виллайяти повел нас к дому Кумрана. Когда мы вошли во внутренний дворик симпатичного маленького деревенского коттеджа, защищенного от ветра и внешнего мира рядом высоких тополей, Кумран Баньяс шаркающей походкой вышел нам навстречу. На нем был белый уйгурский колпак; подвижное лицо с высокими скулами и большими, глубоко посаженными глазами обрамляла белая бородка. Он вопросительно вгляделся в группу незнакомцев и поначалу, казалось, не слишком обрадовался нашему визиту. Но потом он признал своего друга Виллайяти и согласился поговорить с двумя иностранцами. Нас провели в маленькую, бедно обставленную комнатушку, служившую Кумрану одновременно спальней и гостиной. Он пригласил нас сесть на свою кровать, традиционный китайский кан. Она представляет собой широкую лежанку из глины с проделанными в ней несколькими горизонтальными отверстиями цилиндрической формы, в которые зимой кладут раскаленные угли, равномерно согревающие поверхность. Кан был покрыт цветастым одеялом, украшенным яркими тибетскими орнаментами. Кумран уселся напротив нас на стул рядом с деревянным сундуком. С потолка свисала голая лампочка, скупо освещая комнату. Наша беседа медленно текла сквозь несколько «языковых фильтров», поскольку Кумран говорил на практически вымершем древнем тангутском диалекте, Виллайяти переводил на уйгурский, а Вонг — с уйгурского на английский.