– Перебить смерть – плохая примета, – Изольда Мортенсен затушила сигару взглядом, пересекла комнату, два раза повернула ключ в замке, отстегнула цепочку и рванула дверь на себя.
Высокий сутулый егерь удивленно взглянул на пожилую женщину.
– Вы кто еще такая? – пробормотал он, а потом крикнул: – Палыч, тут какая-то бабка отворила! Что делать-то с ней?
– Вам бы, милейший, за здоровьем следить да курить поменьше. Чахотку-то проглядели. Так что теперь вы не жилец, – холодно заметила Изольда Мортенсен.
В ее руках вновь появилась горящая сигара. Смерть втянула ее дым, а потом выдохнула в лицо егеря. Он закашлялся, содрогаясь всем телом. Изольда Мортенсен закрыла дверь. За ней несчастный больной начал стремительно умирать от чахотки. Он упал на колени и закашлялся кровью. Евстратий Павлович поспешил убрать бойца с прохода. Даже снял свой кафтан и укутал несчастного. Хотя ему уже ничего не могло помочь.
– Это я так, в порядке исключения, – пояснила Изольда Мортенсен. – Могу забрать кого-то, чье время на исходе или вышло совсем. В этом мире я только ради Игнатия Гримгора. Семьдесят лет назад он научился меня призывать. Поначалу я постоянно пыталась его убить. Потом мы поладили. Впрочем, я не в силах пойти против своей природы. И когда час колдуна настанет, я прерву его жизнь.
На последние слова как-то странно отреагировал плющ. Он попытался обвить Изольду Мортенсен. Побеги поднялись по ее стройной фигуре, но в считаные секунды засохли и рассыпались прахом.
Тем временем на лестнице боярин Морозов решительно взял на себя руководство операцией.
– Что вы прямо как барышни из царского балета! – возмутился он. – Ломайте дверь, Железняков. Я займусь и старушкой, и девицей-егерем.
Евстратий Павлович только пожал плечами – мол, дело хозяйское. А пока служивые тащили бревно и примерялись для удара, боярин спустился на один пролет вниз и подошел к чахоточному. Егеря бил озноб, его рубаха была перепачкана в крови, а кожа сделалась белой как снег. Михаил Всеволодович подошел к больному, оглянулся, а потом начал читать заклинание на странном языке. Глаза чахоточного стали большими, полными ужаса блюдцами.
– Только не так… – прошептал он, но тут же закашлялся.
Боярин Морозов забрал его жизнь, подчинил душу и поспешил вверх по лестнице. Егеря как раз вынесли дверь, и она с жутким грохотом рухнула в прихожую.
– Иди, добей колдуна! – Морозов науськивал неупокоенную душу. – Ты погиб из-за него! Ты должен отомстить.
– Что у вас за шаманство такое? – поинтересовался Евстратий Павлович, но, поймав горящий взгляд боярина, поспешил отступить.