– ДОМА… – протянул Лукин, будто пробуя это слово на вкус, и надолго замолчал, прислонившись спиной к кирпичной стене.
– Дома очень трудно, – произнес Марков после длительной паузы. Голос его был ровный, а тон жесткий. – Красные – сволочи. Тут моя позиция неизменна. Да только это наши сволочи, доморощенные. И разобраться с ними – дело наше, внутреннее. А германцы влезли со стороны. Как тысячу лет тевтоны на наши земли лезли, так и эти сейчас… Как ни крути, Сашка, эта война тоже стала отечественной. Только эти нацистские твари во сто крат хуже своих крестоносных предков, потому что у них мозги от своей идеологии совсем набекрень. Не у всех, конечно. Но официальная линия их именно такая. Бить их смертным боем – иначе нельзя. Вот и весь сказ.
Лукин слушал внимательно, играл желваками, но не перебивал. Потом проронил:
– У большевиков мозги набекрень еще раньше стали. Хрен редьки не слаще…
– Почему вас нацисты не пустили в Россию, надо объяснять? – усмехнулся уголком рта Марков.
– Можешь не утруждаться, – скривил губы в свою очередь Лукин. – На своей шкуре прочувствовали.
– В общем, из огня да в полымя…
Лукин вдруг пружинисто отодвинулся от стены, резко повернулся к Маркову, спросил с нажимом:
– А ты забыл, что делали дома люди в форме со звездами?
– Такое не забывается. Да я тебе за последние двадцать лет список еще и продолжу.
– В общих чертах и это знаю. Читаем прессу.
Помолчали.
– Опять нас распяли, – произнес Лукин совсем другим, изменившимся тоном, устремляя взгляд куда-то вверх, в сводчатую кладку потолка.
– Да! – повернувшись и глядя ему прямо в глаза, твердо произнес Марков.
– За распятием следует воскресение, – испытующе поглядел на старого друга Лукин. – Что скажешь?
– Скажу, что верю в это. Только от нас все зависеть будет. Никому мы, кроме нас самих, не нужны. Ни германцам, ни союзникам западным, ни черту в ступе. Все они только поживиться за наш счет хотели и хотят. И никто за нас во всем этом не разберется.
– Не так все должно было быть, Жорж. Не так! – обхватил ладонями виски Лукин. – Это мы в восемнадцатом должны были с победой вернуться с германского фронта. Домой вернуться, в нашу Россию…
– Значит, согрешили.
– И до сих пор не покаялись.
– Не грусти, Сашка, – придвинулся к другу Марков. – Господь никому не дает ноши непосильной. Сам помнишь, кто за други своя жизнь положит, тот спасется…
– Задушат они вас в объятиях за сегодняшнюю победу, – покачал головой Лукин. – Власть-то безбожная.
– Так нежто за власть бьемся? – спросил Марков.
Вопрос был настолько риторическим и не требующим ответа, что они с Лукиным только хмыкнули.