– Сдайте оружие!
Не доходя пары шагов до старшего лейтенанта, Марков повернулся к разведчикам:
– Лейтенант Чередниченко, принимайте командование ротой.
– Есть! – проглотив комок в горле, замер с руками по швам в своей белой рубахе Чередниченко.
Вслед за ним вытянулись на крыльце по стойке «смирно» остальные разведчики. Марков обвел их взглядом. Ему отчего-то вдруг припомнилось прощание со своей командой на Румынском фронте в конце 1917 года. Ребята тогда и сейчас стоили друг друга. Что бы ни случилось, сделанное ими не могло быть зря. От этого неожиданно стало очень тепло на душе.
– Спасибо, братцы, – Марков постарался, чтобы голос его не дрогнул.
Он не спеша расстегнул кобуру, протянул особисту рукояткой вперед свой пистолет и первым зашагал через двор в сторону улицы, где стоял у калитки затянутый тентом грузовик.
Все дальнейшее произошло очень быстро. Совместные боевые действия разведгруппы Маркова с чинами Русского корпуса против хорватских усташей были истолкованы как измена родине. Следствие носило сугубо формальный характер. Маркова судили, лишили воинского звания, всех наград и приговорили к высшей мере. Однако по случаю победы над фашистской Германией высшая мера была заменена десятью годами лагерей с конфискацией имущества. Конфисковывать у него было нечего, и он отправился налегке под конвоем в восточном направлении. Туда, куда большей частью двигались толпы всевозможных категорий репатриантов, своей, а в основном чужой волей колесивших по Европе, переживавшей летом 1945 года второе переселение народов. Маркову было ясно: выражаясь словами полковника Бутова, сор из избы все-таки кто-то вынес. Обстоятельства их последнего боевого разведывательного рейда стали известны за пределами дивизии. Марков не терзал себя догадками, кто их сдал. Тут было всего несколько вариантов, но он даже не хотел их обдумывать. Единственное, что его беспокоило, – это чтобы не пострадали боевые товарищи. Впрочем, об их судьбе он уже не мог ни узнать, ни позаботиться.
Не знал и полковник Бутов, что никогда не получит он звания генерал-майора, к которому давным-давно был представлен, командуя дивизией. Зато его начальнику штаба подполковнику Ерохину очень быстро дали полковника. Как только закончилась война, карьера Ерохина резко пошла в гору. Несколько первых послевоенных майских дней Ерохин только сочувственно качал головой, слушая, как Бутов в доверительных беседах с ним на чем свет стоит последними словами кроет подполковника Ратникова. Тот был в госпитале, и Бутов полагал, что оттуда начальник политотдела написал второй рапорт на Маркова уже через голову комдива, непосредственно в органы. Это не соответствовало действительности. Оба документа – отчет о разведрейде, составленный самим Марковым, и единственный рапорт Ратникова – были переправлены «куда следует» самим подполковником Ерохиным. Разумеется, им самим это пока не афишировалось. По роду службы эти бумаги проходили через его руки, а начальнику штаба комдив доверял, как самому себе. Конечно, во время боевых действий Ерохин на это никогда бы не решился – лучшего командира дивизии, чем Бутов, для войны было не найти. А такие, как Марков, всегда вытягивали самую черную и неблагодарную работу. Уж кому об этом не знать, как начальнику штаба! Но обстоятельства изменились – кончилась война. И нужно было позаботиться о хорошем месте для себя. Ерохин знал, что на войне он бы дивизию не потянул, а вот в мирное время…