– Я до самого верха дойду! – гудел Бутов среди своих офицеров после ареста Маркова. – Они там совсем охренели?! Арестовать боевого офицера! Сейчас все же не тридцать седьмой год, а сорок пятый! Это что ж, народ-победитель опять к ногтю?! Суки! Вот уж дудки им…
Из штаба армии спустя несколько дней полковник Бутов вернулся мрачнее тучи. Не говоря никому ни слова, надолго заперся у себя в кабинете. А в середине мая его освободили от командования дивизией. В качестве официальной формулировки была приведена необходимость поправить здоровье посредством санаторно-курортного лечения. Дивизию принял Ерохин, да так на ней и остался. Осенью 1945 года во время отдыха в Крыму полковник Бутов погиб в автомобильной катастрофе на горном серпантине. Обстоятельства аварии остались невыясненными. С Бутовым насмерть разбились личный адъютант и водитель, который бессменно возил полковника всю войну, не раз и не два непостижимыми способами вытаскивая их потрепанный «Виллис» из передряг огненных лет.
– Мутное дело, – боязливо озирался по сторонам штабной писарь, говоря о гибели боевого комдива в мирное время.
– Ну и помалкивай, – вполголоса советовали ему знакомцы из частей, забегавшие в штаб по разным надобностям и просто так.
Фомичев, Быков, Клюев и Куценко, как солдаты старших возрастов, были демобилизованы из армии вскоре после окончания войны с Германией.
Игнат Фомичев вернулся на родную Орловщину в декабре 1945-го. Он сошел с поезда в маленьком райцентре с тощим вещмешком за плечами. В полинявшем ватнике без погон, заштопанных летних галифе и стоптанных солдатских ботинках с обмотками было очень зябко. Поземка гуляла по полуразрушенному зданию вокзала. На фасаде ветер трепал выгоревшую надпись «Народу победителю – слава!», оставшуюся еще с лета. Кругом не было ни души. Игнат отправился в свою деревню и не нашел ее – в чистом поле громоздились лишь печные трубы да груды развалин. На попавшейся по дороге случайной подводе он добрался до соседнего села. Однорукий мужичок, правивший лошадью, сообщил Игнату, что туда вроде бы эвакуировали часть жителей из его сожженной деревни. Фомичев шел по сельской улице, и практически от каждого плетня его провожали долгие взгляды женщин – солдатских вдов и матерей. Кроме однорукого подводчика он не встретил ни одного мужчины.
– Игнат! – окликнули его от калитки.
Фомичев резко развернулся, так что из-под носков ботинок брызнули снопы укатанного снежного наста. Позвавшая его женщина оказалась их соседкой по родной деревне. Несколько мгновений он вглядывался издалека, потом узнал и быстро подошел к ней, с надеждой заглядывая в лицо. Надежда оказалась напрасной. Женщина проводила его за околицу и указала на несколько заметенных снегом бугорков на окраине погоста.