А над ним, левее, засияла в небе тончайшая скобка молодого полуторадневного месяца, и мне стало совершенно ясным, откуда взята форма больших, но тонких и блестящих металлических сережек, качающихся в ушах цыганок, а иногда и цыган-мужчин (почему-то мужчины носили лишь по одной такой серьге-месяцу).
У глинобитной мазанки, озаренной последним тускло-малиновым лучом заката, скрестив ноги под длинным одеянием, сидит древняя старуха с ввалившимися морщинистыми щеками, тонким, чуть горбатым носом и черными, глубоко впавшими глазами. Не мигая, она смотрит на закат, и в ее зрачках маленькими, тоже багровыми огоньками, отражается уходящее светило. Старуха медленно поднимает руку — в ней трубка с длинным, как сама вытянутая рука, чубуком. Затяжка — впалые щеки совсем ввалились — и облачко синего дыма, подсвеченного с западной стороны красным, медленно-медленно отплывает в сторону.
Так у меня и осталась перед глазами глубоко запавшая в память в раннем детстве картина — старая-престарая цыганка у входа в убогое жилище выпускает из длинной трубки таинственные облачка, багровый расплав заката, густо-синие затихшие просторы вечерней Цыганской слободки.
Вообще-то туда ходить было не принято, хоть в Слободке посторонних никто не обижал. Но и не замечал — как та старуха" с трубкой, глядевшая, не замечая нас с Толей, на закатное солнце. Правда, ходили слухи, что цыгане воруют детей (хотя ни одного конкретного случая не называлось) и даже чуть ли не делают из них… пирожки. Только это была совершеннейшая злостная чушь.
А вот в школе цыганских ребятишек было очень мало, и в ней они долго не задерживались. Никогда не было видно цыган и среди уличных пацанячьих "команд", участвующих в местных потасовках и тем более междууличных побоищах. По неписанному закону "автономии и невмешательства" Слободка существовала наподобие "независимого микрорайона"; распадаться она начала перед войной (причины начала распада мне не известны), и окончательно исчезла при немецкой оккупации. Фашисты, как известно, ненавидели, истребляли и этот народ, пришедший тысячу лет тому назад из далекой Индии через Византию в Европу, и уж потом расселившийся по всему миру — получился как бы народ без родины.
Но того нельзя было сказать о цыганах симферопольской Слободки: они здесь рождались, трудились, старились, умирали и снова рождались.
Чем же занимались "слободские" цыгане? Водили на цепи медведя по городу, и он неуклюже плясал под удары бубна даже у нашего крыльца за скромное подаяние — кто сколько-то копеек вынесет вожаку, кто подаст какой-нибудь снеди (меня тронул как-то медвежий "гонорар" в виде… вареной картошки, вынесенной сердобольной соседкой).