С трех сторон мерцали лампы дневного света. Фиолетовые тени пульсировали, словно регистрируя удары сердца. Однако чуть подальше от ламп комната сразу же становилась темнее и как бы опаснее. Рой услышал трескучий голос, исходивший изнутри одного из возвышающихся идолов, мрачный, осторожный голос, в котором напрочь отсутствовали лирические интонации:
– Профессор Артре, Совету стало известно, что во время вводной лекции по литературе вы отклонились от заранее утвержденного плана занятия. Отрицаете вы это?
Рой взглянул на голограмму и покачал головой:
– Нет, я этого не отрицаю.
– Вам известно, что допустившие отклонение подвергаются наказанию?
Это была констатация факта, а вовсе не вопрос. Всем преподавателям страны неуклонно вдалбливался третий принцип обучения: “Только наиболее ценные ученики могут получать информацию сверх положенной”. Попытка отойти от этого принципа, а он всегда оговаривался в контракте, служила основанием для увольнения. Рой снова посмотрел на голограмму, ожидая неминуемого.
– Профессор Артре, Вы знаете, что недавно мы сочли необходимым сократить две штатные единицы на факультете английского языка. Сейчас мы обсуждаем вопрос о полном закрытии факультета. Ваш поступок не сулит ничего хорошего ни вам лично, ни вашему факультету. Просим вас больше не допускать отклонений от утвержденных лекций до тех пор, пока мы не примем окончательного решения.
Голограмма сердито скрипнула и исчезла. Рой стоял и смотрел на голую стену, пока один из стражников не вошел и не отвел его вниз по лестнице из тридцати девяти ступенек прямо на площадь университетского двора.
Рой размышлял, что ему сейчас делать. Его следующее занятие, если оно вообще состоится, будет только завтра, а у Рене занятия до пяти часов вечера, то есть еще четыре часа. Он мог бы поговорить с Гвен, но никак не решался прибавить к ее плохим новостям еще и эту. Рой медленно шел по огромной каменной площади, стирая ее грубыми плитами подошвы боти shy;нок.
Пока он был в здании Регентского Совета, солнце исчезло, а вместе с ним исчезли и утренние тени. В пустом пространстве, покинутом солнечным светом, установилась тишина, а на небе появились сердитые черные тучи. Капля дождя с тихим шлепком упала перед ним, вторая попала ему на плечо. Клокочущий звук, похожий на последний всхлип умирающего, становился все громче по мере того, как усиливался дождь. Рой двинулся к ближайшему зданию и спрятался под его козырек.
Дождь еще более усилился, и вода на мостовой уже начала пениться. Рой вынул пропуск и сунул его в специальную щель двери. Когда двери открылись, у Роя несколько отлегло от души. Он вошел в здание, стряхивая с себя дождь, как это делают собаки. Он посмотрел на стены, пустые и белые, как мел, какими и должны были быть все стены во всех зданиях университетского двора. Рой повернулся, оглядел стену, которая была позади него и тотчас понял, что находится в здании студенческих собраний, самом старом здании двора. Над дверью ненавязчиво висела единственная в университете картина, на которой было изображено невольничье судно, плывущее по морю с водой черного цвета, и огромная рыба, пожирающая тело выпавшего за борт раба. Картина была подарена университету вместе со значительным денежным пожертвованием и условием, что она должна висеть именно в этом здании как минимум пятьдесят лет. С того времени прошло уже сорок девять лет и ходили слухи, что Регентский Совет рассматривает вопрос о продаже картины в следующем году. А пока ее повесили в самом дальнем углу здания, подальше от взглядов студентов. Редко кто пользовался этой дверью. Рою стало интересно, а что, собственно, находится за этой дверью. Он нажал две кнопки на контрольной панели, дверь открылась, и Рой увидел пустой клозет. У противоположной стены также открылась дверь, за которой обнаружилась винтовая лестница, ведущая к узкому коридору. Рой пожал плечами и полез вверх.