— Вот что, Фимка: я на больных не обижаюсь.
— Это кто же — больной?
— Ты, Фимка Бомм. Ясное дело! Тебе, видать, шмель в ухо влетел, коли поверил, что я в холуи пошел.
— Ну, ты полегче! И не выкручивайся. Я с тебя который день глаз не спускаю.
— И что же ты видишь, Фимка?
— Вижу, что уж больно ты сгибаешься, в пружинку вьешься, чтобы угодить господам фашистам.
— Это ты верно подметил, Фимка, — взял за локоть товарища Яша. — Верно: пружинкой вьюсь. Только пружина в затворе для того и вьется, чтобы сильнее ударить по капсюлю… Если бы мачта не гнулась, сломалась бы, Фима.
Фимка хотел было вырвать свой локоть из Яшиной руки, но, глянув в глаза Яши, вдруг сдвинул белесые брови, вытянул губы, будто свистнуть хотел, и застыл на мгновение. Потом бледное лицо порозовело, словно осветилось изнутри:
— Ты что, Капитан? Может… может, вправду задание имеешь?
Яша со всей силы сжал его локоть, рывком приблизил к себе:
— Ша, пижон! Об этом ни одна живая душа знать не должна! Понял?.. И ничего я тебе больше говорить не стану.
Потом шепотом:
— Если хочешь полезным быть, держись меня. Понял? Верные хлопцы нужны.
Фимка прикусил тонкую губу:
— Брешешь? На пушку берешь?
— Моря б мне век не видать, если брешу.
— Смотри, Яшка, обманешь — сам погибну, но тебе горло вот этими перегрызу, — Фимка оскалил крепкие и острые зубы.
— Хватит дурить. Помнишь, на шаланде:
Мы клянемся любимой Отчизне:
Расстояньям и тьме вопреки…
— Помню, — подхватил Фимка, поднимая кулак:
Будут светочем в море и в жизни
Лишь советской земли маяки!
— Смотри, Фимка! Это уже не игра.
— Что ты, Капитан! — ударил себя кулаком в грудь Фимка. — Хочешь, я клятву кровью напишу? Хочешь?
— Не надо. Свою кровь побереги, чужой — докажи верность клятве…
— Ой, Капитан! — У Фимки сверкнули в глазах слезы. — Слышь, Капитан! Двинь меня по морде. Ну, двинь, пожалуйста! Чтобы искры из глаз…
— Тише, ты! — строго оборвал его Яша.
…Оказывается, Фимка тоже пружинкой вился. Только теперь он уже был не Фимка Бомм, а Николай Баков — жил по документам погибшего под бомбежкой соседкиного сына.
— А Ленка? — спросил Яша о Фимкиной сестре.
— Она фамилию менять не хочет, говорит: за эстонку сойду. У нас мать вправду была эстонкой.
— Как же: брат — Баков, русский, а сестра — Бомм, эстонка? Тоже мне — конспираторы!
— А она теперь уже не сестра мне. Просто — квартирантка. Бабка-то наша умерла, мы с соседкой, Баковой, жилплощадь объединили: я сыном стал, она квартиранткой.
— Другие соседи — надежные? Не продадут?
— Нет, Кухня-то на двоих была: соседка с бабкой. Теперь у нас — отдельная квартира. А во дворе меня боятся, я ведь… — Фимка запнулся, покраснел. — Я ведь в полиции работаю…