— Франсуаза! — крикнул Георг.
Сидевшим поблизости зрителям, которые заметили его еще раньше, когда он бежал вниз, все его маневры и этот крик показались забавными, и они тоже весело закричали:
— Франсуаза!
Потом еще громче:
— Франсуаза!
Когда подоспели охранники, Георг покорно пошел с ними к лестнице. Тем более что никто из зрителей внизу на его крик даже не обернулся. Охранники вели себя вполне миролюбиво; проверив его билет, они отвели его назад к верхнему проходу. Там его ждала Хелен.
— Извини. Но мне нужно вниз, на самую нижнюю трибуну.
— Идет последний иннинг. Если не произойдет чуда, через две минуты «Индейцы» проиграют.
Он не слушал ее:
— Мне очень жаль, но я действительно должен идти.
Он направился к проходу, ведущему к пандусам и лестницам. Хелен не отставала.
— Это все из-за нее? Ты ее увидел? Ты что, так сильно ее любишь?
— Ты знаешь, как спуститься на самый низ? К первым рядам?
Он ускорил шаги.
— Все. Игра закончена. Послушай!
Он остановился. Стадион разразился ритмичными аплодисментами и криками: «Янки! Янки!» Через несколько секунд проходы, пандусы и лестницы заполнились толпами людей.
— Но мне же надо…
— На стадионе сорок тысяч человек!
— Сорок тысяч — это лучше, чем все многомиллионное население Нью-Йорка! — упорствовал Георг, но ему не дали продолжить дискуссию: толпа подхватила их, понесла вниз и выплеснула на улицу.
По дороге к метро и в метро Георг озирался по сторонам.
— А что бы ты сделал, если бы… Я имею в виду… что ты будешь делать, когда найдешь ее?
Они стояли перед домом Хелен. Она задумчиво играла пуговицами на его рубашке. Георг не знал, что ответить. Его фантазия уже много раз рисовала ему разнообразнейшие картины их встречи: гневное обличение, прощальный монолог, исполненный чувства собственного достоинства, бурное примирение, сдержанное примирение…
— Ты хочешь снова быть с ней?
— Я… — Он умолк, не договорив.
— Те, кого приходится так упорно добиваться, — с теми обычно ничего не получается. Сначала это рай на земле, счастье обладания. А потом… Как ей расплачиваться с тобой за все твои страдания? И почему она вообще должна расплачиваться за эти страдания? Она что, просила тебя об этом?
Он молча, с грустью в глазах смотрел на нее.
— Будет желание — звони. — Она поцеловала его в щеку и ушла.
Георг купил бутылку пива и сел на скамью в Риверсайд-парке. Он не знал, что делать и как быть дальше. «Завтра, — подумал он. — Завтра я все решу. Или все решится само собой. Может, правильное решение тоже должно созреть — как плоды терпения? Может, мы вообще их не принимаем, эти решения, а они приходят сами собой?»