Эм Джи не знал, на что надеялся. Он больше не мог ограничиваться мечтами. Он все понимал, однако задержал дыхание в ожидании ответа. Пока она не взяла его за руку и не сжала ее в своих ладонях.
— Ты поможешь мне? — спросила она.
В его улыбке отразились все утраченные иллюзии.
— Я надеялся, что ты именно так и ответишь.
На этот раз поцелуй вместил в себя всю нежность, какую мужчина способен испытывать к женщине. Он взял ее лицо в ладони, запрокинул и припал к нему, чувствуя на губах девушки вкус бренди, ощущая, как сильно и радостно забилось ее сердце. И тут он дозволил первой робкой надежде затеплиться в его душе.
М. Дж. Тобин обязан был думать о том, что ждет их за тяжелой дубовой дверью. Надо было психологически подготовиться к тому, что будет после этой сумасшедшей гонки, которая, как ни крути, должна была чем-то закончиться. От этого зависела его жизнь.
Он должен был рассказать ей правду о себе. О том, кому Кэтлин соглашается доверить свою жизнь. О том, что у него общего с ее отцом. Должен был подготовить девушку к тому, что ее ждет, если она согласится довериться ему.
Должен был, но… В этот закатный час, когда мир напоминал о себе только шумом прибоя, стоя рядом с прильнувшей к его груди Кэтлин, он позволил себе предаться мечтам и поверить, что поступает правильно. Что можно не считаться ни с прошлым, которое живет в его ночных кошмарах, ни с будущим, которое покрыто мраком неизвестности. Что у него есть право хотя бы раз в жизни почувствовать себя счастливым. И что он может научить быть счастливой Кэтлин.
— Ты уверен, что пора уезжать? — спросила девушка, обводя взглядом комнаты со сводчатыми потолками, освещенные ярким утренним светом.
Прошел еще один день и еще одна ночь, добавив к их отношениям нечто новое. Непринужденность. Оба понимали, что это иллюзия, но держались за нее, как утопающий за соломинку. Они шутили, поддразнивали друг друга, смеялись и даже предприняли рискованную вылазку на скалы, чтобы полюбоваться резвившимися среди камней выдрами. И делали вид, будто верят, что все будет в порядке.
Кэтлин удивлялась собственному легкомыслию, ранее ей совершенно не свойственному. Это началось еще в тот момент, когда она вышла на террасу, зная, что под халатом на ней почти ничего нет, молясь про себя, чтобы Эм Джи подошел поближе. Приходя в ужас при мысли о том, что он может прикоснуться к ней, и страстно желая этого. Искушая себя его улыбкой как запретным плодом и теряя остатки душевного равновесия с каждой вспышкой радостного волнения.
Радость. Восторг. Отчаяние. Эмоции, которых она себе не позволяла раньше. Сильные чувства, которым не доверяла. Бурные воды, которых она касалась лишь кончиками пальцев. Греховные соблазны, заставляющие забыть о рассудительности, осмотрительности и осторожности.