– Сюда бензин… сюда! И гранаты тоже.
Старшина с оттопыренной пазухой, вскарабкался на крышу, тут же был сбит пулей и скатился вниз. Со второй попытки все же принесли лейтенанту бензин и подожгли дот через приоткрытый люк. Из бронированной двери выскочили двое егерей, их застрелили тут же, у входа, возле горящей лужи бензина.
Остатки немецкого гарнизона готовились к атаке, чтобы вновь оседлать укрепления на берегу. Радист уже связался со взводом радиолокационной разведки, и три десятка солдат приближались быстрым шагом, чтобы с ходу вступить в бой.
Но к Маркину уже прибежал, пробрался между камней и редких елей шустрый морячок с запиской от начальника штаба бригады Санаева. Тяжело дыша, протянул мятый листок, вырванный из блокнота: «Никита, атакуем с двух сторон. Сигнал — две красные ракеты».
Из девяти автоматчиков комендантского взвода уцелели четверо. Они расстреляли диски своих ППШ, подбирали трофейные винтовки, автоматы, наладили чешский пулемет «зброевка» и довольно успешно отражали попытки приблизиться к их закопченной крепости.
Их бы добили. Трое из четверых были ранены, патроны заканчивались. Но взвились красные ракеты, и остатки бригады с двух сторон пошли на штурм последнего укрепления острова Кайданова. Это была странная атака. Люди, в мокрых, изодранных бушлатах, большинство с трофейным оружием, уже не бежали, как на рассвете, а шли усталым равномерным шагом.
Иван Байда установил на прямую наводку свое легкое орудие и посылал снаряд за снарядом. Подмоченные в трюме «Печоры» капсюля срабатывали не всегда, и подмоченные снаряды отбрасывали в сторону.
Маркин и Николай Слобода шли впереди. Маша кинулась было вслед за Фатеевым, но на нее закричали сразу Маркин и Слава Фатеев. Она остановилась, а затем присела. Славка был уже далеко и не заметил, как странно сидит Маша, привалившись к камню, и прижимает ладони к животу.
– Ранили, что ли? — подбежали к ней санитары.
– Кажется.
– Э, да тебя в живот угораздило. Двумя пулями. Ничего, почистят, зашьют…
Торопливо перевязали и отнесли в операционную, размещенную на берегу. Хирург бегло осмотрел два небольших входных отверстия от пуль. Маша была в сознании и умоляюще глядела ему в глаза:
– Режьте, Степан Артемович. Чего ждете?
– Тебя, Маша, на Большую землю надо. Две пули в кишечник — серьезная операция требуется. Здесь я тебя угроблю.
– Не угробите, режьте, — приступ боли выжал на лице холодную испарину. — И водички хоть глоток.
– Через час сейнер с ранеными уходит. Введем морфин, поспишь, а утром уже в госпитале будешь.
Маше сделали инъекцию морфина и отнесли в трюм сейнера. На матросских тюфяках, одеялах, расстеленных шинелях лежали десятка два раненых. Маша погрузилась не то в сон, не то в забытье. Она не видела, как в трюм ввели Маркина с плотно забинтованной грудной клеткой.