Слава невольно заулыбался и потянул девушку за руку. Так и познакомились. Зовут Катя, жила в Ленинграде, а зимой сорок первого была эвакуирована.
– Когда Бадаевские склады сгорели, такой голод начался, что люди все подряд ели, — простодушно рассказывала Катя. — Даже клей столярный. Все собаки-кошки мгновенно исчезли, кормовой овес на карточки давали. Суп из него синий, противный, а мы тарелки языком облизываем.
– Ты кем работала?
– Лаборанткой в техникуме.
– Грамотная, значит.
– Десять классов.
– А у меня три, — с вызовом сообщил Фатеев. — Но читать-писать умею.
– Ну, какой вы, Слава, обидчивый. Не можете просто разговаривать. Закончится война, доучитесь.
– А кто работать за меня будет?
Из Славки помимо воли рвалось желание задеть Катю, хотя он сразу понял, что понравился ей.
– Можно и работать, и учиться, — сказала Катя.
– Можно, — остывая, согласился Фатеев.
Политрук тем временем махнул рукой баянисту Саше Кучеренко:
– Давай нашу любимую… про утомленное солнце. Душевная мелодия.
Хороший получился вечер. Спел несколько песен Саша Кучеренко. Возле него сидела одна из эвакуированных девушек, выражая солидарность. Танцевать он не мог, так как больше некому было играть на баяне. Затем политрук Слобода с красивой медсестрой Алей Величко в два голоса очень душевно спели романс «Утро туманное, утро седое».
Грустные слова о любви и расставании заставили некоторых девушек тайком промокнуть глаза платочком. Только Маша Воробьева, стоявшая неподалеку от Фатеева рядом со своим кавалером, капитаном-зенитчиком, фыркнула:
– Война идет, а кто-то слюни пускает. Тьфу, противно даже.
Может, капитан думал по-другому, но Маша ему нравилась, и он неопределенно качнул головой. Вступать в спор со своей подружкой он не хотел. А Николай Слобода, когда его попросили, спел вместе с Алей «Гори, гори, моя звезда» и еще какой-то хороший романс. И так это у них задушевно получалось, что фельдшер Рябков вздохнул и сказал:
– Красивая пара. Поженятся после войны, дети красивые пойдут.
– Жди, поженятся, — усмехнулась Маша. — Все вы тут готовы свататься да жениться, лишь бы свое получить. А война кончится — все женихи в разные стороны разлетятся.
– Машка, чего ты нудишь, — не выдержал Фатеев. — Всех тебе обговнять надо.
– Злишься, что я тебя отшила? И правильно сделала. Нашел себе очкастую, вроде тебя, недомерка. Вот и дружите молча, любуйтесь друг другом.
Катя растерянно молчала. Вокруг нее были чужие люди, хорошо одетые военные девушки. С такими трудно разговаривать, отошьют сразу или выгонят. Зато не промолчал Славка. Хорошим манерам его никто не учил, и он, не раздумывая, обложил ефрейтора Воробьеву отборным поселковым матом, на котором частенько говаривали мать с отцом, когда тот напивался. Капитан-зенитчик покраснел и не знал, что делать.