— Это приносит невъебенное наслаждение.
Томми посмотрел на меня:
— Это доставляет кайф.
— Не еби мне мозги, Томми.
— Но ты же сказал, что это приносит наслаждение. Я просто хочу попробовать.
— Не надо. Послушайся моего совета, Томми, — но это ещё больше его раззадоривало.
— У меня есть бабло. Давай. Свари мне дозняк.
— Томми… не гони беса, чувак…
— Ну давай же! А ещё друг, бля. Свари мне дозняк. От одного укола мне ни хера не будет. Давай.
Я пожал плечами и сделал, как он просил. Хорошо почистил свою машину, сварил слабенький дозняк и помог ему ширнуться.
— Это охуительно, Марк… как на русских горках, бля… меня прёт, бля… прёт на всю катушку…
Я охуел от его реакции. Немногие чуваки так сильно предрасположены к «чёрному»…
Потом, когда приход кончился и Томми собрался уходить, я сказал ему:
— Ты это сделал, чувак. Теперь у тебя полный набор. План, кислота, «спид», «экстази», грибки, нембутал, валиум, «чёрный», до хуя, блядь. Но заруби себе на носу. Это был первый и последний раз.
Я сказал так, потому что был уверен, что чувак попросит у меня взять немного с собой. А у меня у самого было мало. У меня всегда мало.
— Разумеется, — сказал он, набрасывая куртку.
Как только Томми ушёл, я сразу почувствовал, что у меня жутко зудит хуй. Но чесать его нельзя. Если я начну его чесать, то могу занести инфекцию. И тогда у меня действительно могут возникнуть проблемы.
Традиционный воскресный завтрак
О господи, где я, блин, нахожусь? Где, блядь… я не знаю этой комнаты… думай, Дэви, напряги мозги. У меня не хватает слюны, чтоб оторвать язык от нёба. Что за хуйня. Что за ёбаная… что за… больше никогда…
ОХ, БЛЯ-ЯДЬ… НЕТ… пожалуйста. Нет, сука, НЕТ…
Пожалуйста.
Только не со мной. Пожалуйста. Конечно, нет. Конечно, да.
Да. Я проснулся в чужой кровати, в чужой комнате, по уши в собственном дерьме. Я обоссался. Обблевался. И обосрался. Голова, на хуй, гудит, а в животе рок-концерт. Вся кровать залита дерьмом, сплошное ебучее дерьмо.
Я убираю нижнюю простыню, потом снимаю пододеяльник и сворачиваю всё вместе: в середине плещется едкий ядовитый коктейль. Узел туго затянут, нигде не протекает. Я переворачиваю матрас, чтобы спрятать мокрое пятно, и иду в туалет. Становлюсь под душ и смываю дерьмо с груди, с ляжек и с жопы. Теперь я знаю, где я: у Гэйлиной мамы.
Ебать-копать!
У Гэйлиной мамаши. Как я сюда попал? Кто мне сюда привёл? В комнате я видел, что мои шмотки аккуратно сложены. Бог ты мой.
Кто меня, бля, раздел?
Попробую вспомнить. Сегодня воскресенье. Вчера была суббота. Полуфинал в Хэмпдене. Ещё до матча я уже был никакой. Я решил, что у нас нет никаких шансов: в Хэмпдене ни в жизнь не сделаешь «старую фирму» — зрители и судьи стоят горой за официальные клубы. И вместо того, чтобы напрягаться по этому поводу, я решил просто оторваться и устроить себе классный оттяг. Да уж, оторвался на славу. Даже не помню, попал я на игру или нет. Помню, как на Дюк-стрит сел на марксменский автобус вместе с лейтскими ребятами — Томми, Рентсом и их корешками. Мозгоёбы, бля. Я хорошо помню, как мы выползли из бара в Рутерглене и потащились на матч: «спид», «кислота», план и целая гора бухла — батл водки, который я выжрал перед тем, как мы встретились в баре, потом сели на автобус, потом опять вернулись в бар…