Тело пронзило холодом, но был ли это холод дождевых капель или по телу разлился первый отзвук необходимости скорого действия, понять оказалось сложно, да и не собирался я ничего понимать. Разницы никакой, если от холода – то скоро согреюсь, если легкий мандраж – то пройдет и сам.
– Пора, – повернувшись к ротному, одними губами произнес я.
– Давай, – так же безмолвно ответил он, и его правый глаз нервно дернулся.
– Все тип-топ, – поднял вверх большой палец Виталик, и я, сунув лежавший на земле бинокль в уже давно снятый рюкзак, пополз вперед, вниз. До дверей кошары метров семьдесят. Семьдесят метров – смешное расстояние. Семьдесят метров – сто шагов спокойным шагом. Семьдесят метров – сорок девять секунд пешком для взрослого человека, в полтора-два раза дольше – для пятилетнего ребенка. Семьдесят метров – вечность для ползущего по чужой территории разведчика, особенно если последние пятнадцать метров предстоит ползти по открытому пространству. Вечность, легко обрывающаяся в долю секунды, за время полета пули.
Я сполз к подножию. Как ни странно, но, когда меня перестало тянуть вниз и можно было не опасаться сверзиться головой о землю, сорвавшись по покатой поверхности, ползти стало гораздо легче. К тому же и чужого взгляда на какое-то время можно не бояться. Росшие здесь деревья и кустарники представляли собой вполне надежное укрытие, чего нельзя было сказать о последних предстоящих мне метрах. В конце концов, я дополз до крайнего кустика и остановился, чтобы перевести дыхание. Вариантов дальнейшего передвижения было немного – ползти не имело смысла, оставалось лишь либо быстро перебежать полянку и, открыв дверь, юркнуть во тьму помещения, либо, повесив на плечо автомат, степенно прошествовать по поляне и войти туда же все так же не спеша, с видом местного завсегдатая. Я выбрал второе. Если уж кто и наблюдает за поляной, то так и так заметит, а резкое движение всегда вызывает подозрение. Выдохнув, я скинул с головы капюшон и, подхватив автомат под руку, степенной походкой направился к дверям сарая. Потоки воды полились на мою так и не снятую с головы кепку. Пусть льются, пусть дождь идет сильнее и сильнее. Один шаг. Все спокойно. Второй, третий. Тишина. Четвертый, пятый… восьмой – треть пути пройдена. Еще несколько шагов, совсем немного, вот она, дверь.
«Уф!» – Дождь остался за спиной, и, войдя в сарай, я успел даже заметить, что крыша в кошаре совсем не протекает. В нос шибануло запахом некогда стоявших здесь животных. Так, а где же заложник?
– Чи! – по привычке вырвалось у меня. – Есть кто живой? – Глаза еще не привыкли к темноте, надо бы подождать, а не голосить на всю ивановскую, мелькнула запоздалая мысль, но что сделано – то сделано.