Господь, учи меня терпенью!
Дай волю мне, людей любя,
И со своей бороться ленью,
Чтоб жить не только для себя.
Господь, учи меня страданью!
Покуда миром правит боль,
Да не сведи ты к назиданью
Земную, краткую юдоль.
Позволь молчать, пока молчится,
Упреков мрачных не цеди,
Когда горит, когда стучится
Звезда любви в моей груди.
Я не пройду бездушно мимо
Того, кто сердцем слаб и хил,
А то, что истиной хранимо,
Храню и я по мере сил.
Знакома я с судьбы цинизмом,
Но, наказаний не боясь,
Клянусь бороться с эгоизмом
И, если нужно, падать в грязь.
Пятнает нас не униженье,
Ведь мудрый все готов снести,
Но лишь посмертное забвенье
Друзей, что ты не смог спасти.
А если жизнь течет стабильно,
Замедли ход и оглянись,
Того, что выбрал меркантильно,
Ты добровольно устыдись.
Господь, учи меня молитвам!
Простым, но искренним словам,
Зовущим нас к великим битвам
И мелким суетным делам.
Господь, спасибо за науку!
За то, что зря не стал щадить,
А словно смертный, подал руку
И подсказал, как нужно жить…
Из раздумий княжну вывел звук скрипнувшей двери. Анна подняла взгляд от бумаг. В кабинет зашел Хьюго де Крайто… Ее сердце трепыхнулось, словно пойманная в силки птичка.
— Добрый вечер, — поприветствовала чародейка.
— Нам нужно поговорить, — решительно произнес Хьюго.
— Хм, обычно за этой многообещающей фразой следует ваше маловразумительное объяснение и у нас происходит скандал, — иронично напомнила княжна ди Таэ. — Сейчас вы скажете, что вы священник, а я ведьма, и конечно же между нами не может быть ничего общего…
— Нет, ma daeni, пожалуй, сегодня все произойдет с точностью до наоборот, — неожиданно пообещал Хьюго, усаживаясь на край стола. — На сей раз ваша прозорливая ершистость вас подвела.
Княжна поднялась и с легкой настороженностью взглянула на него.
— Для начала, может, наконец перейдем на «ты»? — предложил он.
— Что ж, начало мне нравится, святой отец, — подстегнула Анна.
— Уже нет, — огорошил он ее, глядя на часы. — Святым отцом я перестал быть еще два часа назад.
Только теперь княжна заметила, что под привычным пилигримским плащом на де Крайто надета отнюдь не форменная одежда церковника, а самые обычные джинсы и рубашка.
— Если у тебя есть еще какие-то претензии, то озвучивай, — предложил он.
— Ну-у… — протянула чародейка, силясь отыскать, к чему бы придраться, — ты абсолютно не умеешь целоваться…
— Неужели это так сложно исправить? — Хьюго усмехнулся, нежно взял Анну за руку и притянул к себе. Теперь он уже ничуть не походил на прежнего робкого юношу: глаза де Крайто лучились задором и нежностью, а его прикосновения вызывали в ее теле сладостную дрожь.