— Я потревожил вас, госпожа? — Сильф склонился в поклоне. — Прошу меня простить. Сегодня на удивление тихая ночь, и я решил подарить ей мелодию.
— Все в порядке, Эорлин-ши, — откликнулась княжна. — Я совсем не против, чтобы ночь звучала, как сильфийская флейта.
— Благодарю, госпожа, — еще раз поклонился капитан. Девушка кивнула и облокотилась о фальшборт.
— Сыграйте мне песню, благородный капитан! — попросила она.
Эорлин-ши не стал отказываться. Он поднес инструмент к губам и заиграл. Анна внимательно вслушивалась в волшебную мелодию, дивясь необычайности сильфийского восприятия мира, так непохожего на человеческое. Но постепенно она привыкла к странной музыке, начиная улавливать вплетенные в нее слова, нашедшие отклик в ее сердце.
Обессилев, огонь догорал недопетой балладой
Менестреля того, что уже не дойдет до весны.
Если пальцы немеют на струнах, то, видимо, надо
Докричаться до света сквозь страшные черные сны,
До сердец, что погрязли во лжи и бесстыдном обмане,
До сердец, что когда-то умели страдать и любить…
— Ты ослеп, менестрель, и блуждаешь в холодном тумане!
Ты в своей слепоте хочешь путь ко спасенью открыть?
Вот уставший аккорд замерзает, не дрогнув, на грифе,
А в улыбке, что тронет уста, отразятся тоска и печаль:
— То, о чем я пою, государь, непохоже на мифы,
Это правда, как птица, отчаянно просится вдаль…
Я пою о Любви, о Потерянных и Потерявших,
Я пою о Пути, что ведет сквозь иные Миры,
Я пою о Тоске, что рыдает о некогда Павших,
В беззаветной надежде идущих по Тропам Войны…
Но в холодной улыбке кривятся уста властелина,
Он глядит на огонь, что погаснет под снегом вот-вот.
— Князь, прикажешь убить старика? Он всего лишь тупая скотина!
— Нет, не троньте его, он и сам очень скоро умрет…
Но слепой менестрель вновь ударил по струнам гитары,
И невидящий взгляд устремлен в бесконечную ночь.
Эта песня — последняя, слишком похожа на чары,
Ей погрязшим во Тьме никогда не удастся помочь.
— В добрый путь, государь. Пусть хранят вашу светлость святые!..
И застынут слова недосказанным эхом времен.
— Умер он… Пусть. Придут оборванцы другие,
Сколько было их здесь — я уже не упомню имен…
Вновь белеет бездушный рассвет, разливаясь над снегом,
И лежит менестрель у дотлевшего в стуже огня…
А невидящий взгляд устремлен в это зимнее небо,
Тихо дрогнет струна под снежинкой: «Запомни меня!»
Флейта стихла.
— Через пару часов мы прибудем на место, — сугубо по-деловому проинформировал сильф, нарушая томное очарование тишины. — Вам лучше спуститься в каюту, госпожа. Ночной ветер коварен.
— Благодарю вас, Эорлин-ши, — откликнулась Анна, продолжая стоять у фальшборта и смотреть в ночь.