"…Мы обязательно увидимся, когда я вернусь. Мама, я уже другая, но я очень-очень люблю тебя. Рози".
Превозмогая боль, Розали подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя; темные тени под глазами, на подбородке появился свежий синяк от того ужасного удара прошлой ночью. Нахмурившись, она провела рукой по спутанным волосам. Сколько времени теперь придется расчесывать их и приводить в порядок!
– Мне нужен гребень, – попросила она.
Рэнд повязывал черный шелковый галстук, более подходивший для дневного времени, чем накрахмаленный белый.
Он кивнул в сторону туалетного столика, и Розали, взяв гребень, стала терпеливо расчесывать шелковистые локоны. Затем, кое-как распутав их, разделила волосы на три части и заплела в косу.
– Теперь придется отрезать некоторые пряди, они совершенно запутались, – сказала она.
– Отрезай. А я запру тебя в комнате и буду держать до тех пор, пока они не вырастут снова, – бросил Рэнд, поправляя воротничок и, не слишком церемонясь, подталкивал ее к двери.
– Что ж, этого вполне можно ожидать от вас, – сказала Розали, удивляясь тому, как трудно определить, когда он шутит, а когда говорит серьезно.
Другой на его месте хотя бы извинился, этот же говорил о ее положении с издевательскими шуточками, словно речь шла о пустяке. У него была странная привычка высмеивать все подряд и говорить ерунду с напускной серьезностью.
Они отправились из Дувра через Ла-Манш на небольшом торговом судне. В первый день их путешествия море было спокойным и тихим, и Розали спала глубоким сном, свернувшись калачиком в тяжелом кресле в каюте Рэнда.
Однако, проснувшись утром, она почувствовала смущение и подавленность от мысли о том, с какой невероятной быстротой переменилась вдруг ее жизнь. Огромные волны нарушили безмятежность океана, они вздымались, падали, с силой ударяя в борт корабля, и Розали, непривычная к качке, почувствовала слабость и сильное головокружение.
Рэнд заставил ее выйти из каюты и подняться на верхнюю палубу. Розали беспрестанно жаловалась на дурное самочувствие и при этом завидовала невозмутимому спокойствию Рэнда.
– Если бы не вы… – жалобно тянула она.
– Если бы не я, лежать бы тебе сейчас в грязном переулке.
– Простите мне мою черную неблагодарность, – начала было она, но Рэнд перебил ее:
– Для бывшей компаньонки у тебя что-то маловато терпения. – И, отвернувшись, стал смотреть на набегающие валы. – Ну хорошо, иди в каюту, – сказал он наконец.
Розали была рада уйти и побыть одна, но, отпустив поручень, с отчаянием поняла, что не может сдвинуться с места. Никогда не чувствовала она себя такой больной и несчастной. Она нерешительно коснулась руки Рэнда, и он, обернувшись, увидел ее страшно бледное лицо.