Он всегда будет виноватым. Всю жизнь.
Нужно с этим смириться и замаливать свой грех, сколько сил хватит…
Дверь ей открыла сухопарая женщина в Надином переднике и Надиных тапках.
– Это я вам звонила, – не поздоровавшись, сообщила она, едва Ольга переступила порог. – Телефон ваш в мобильнике ее нашла…
Ольга ринулась на кухню – там Дим Димыч, причесанный и одетый, ел румяные блинчики, запивая их молоком.
– Тетя Оля! – обрадовался он, не переставая уплетать за обе щеки.
От сердца отлегло, Ольга без сил опустилась на стул напротив Димки.
– Меня Ангелина зовут, – сообщила женщина, заходя на кухню. – Соседка я, а по совместительству няня. – Она поправила полотняную салфетку на коленях у Димки и потрепала его по волосам. – Вы, Оля, могли заметить, что с Надей происходит. Не она первая придумала в алкоголе от проблем прятаться. Конечно, я понимаю, муж умер, тяжело. Но всегда можно повод найти, чтоб себя пожалеть. Димы не стало, вот она и распустилась!
Ольга, не спавшая всю ночь в самолете, почувствовала, что теряет контроль над собой и ярость полыхает в глазах красными вспышками.
– Не смейте так говорить! – вскочила она.
Ангелина, не ожидая такого отпора от этой холеной, с виду спокойной и расслабленной женщины, сникла, убавила спесь и пробормотала, поглаживая по голове Димку худой узловатой рукой:
– А что я такого сказала? Что есть, то есть. Ее врачи в больницу забирать не хотели. Алкашей не берем, сказали… Но и я за ней смотреть не буду! Я к ребенку нанималась, а не к ней!
И она вытерла руку, которой гладила Димку, о Надин фартук.
– Ангелина… – словно ругательство, произнесла Ольга ее имя, но взяла себя в руки и с улыбкой добавила: – Можно, Дима с вами еще побудет?
– А как же! Конечно. – Няня прижала Димкину голову к себе и фартуком утерла ему рот. – Ребенок не виноват, что у него такая мать.
Ольга, усмехнувшись, порылась в сумочке, достала пятитысячную купюру и протянула ее Ангелине.
– Это… за что? – удивилась няня, уставившись на банкноту.
– За то, чтобы гадостей говорили меньше! Про Надю.
Ангелина поджала губы, но деньги взяла. Сунула их в вырез линялого платья и опять погладила Димку по голове.
На фоне белой наволочки Надино лицо казалось безжизненной маской.
Посмертной. Из плохого, некачественного, серого гипса.
Ольга бросилась к Наде, но споткнулась о ворох какой-то грязной одежды, брошенной на полу, и едва не упала. Бомжеватого вида тетка на соседней кровати громко выругалась, вскочила и стала выдергивать у Ольги из-под ног бесформенные рейтузы, штопаную вязаную кофту и еще что-то… Все это дурно пахло, и у Ольги помутилось в голове от отвращения, от жалости к Надьке и… от беспомощности.