Кассий помотал головой, чтобы развеять затуманившие мозг винные пары, глубоко втянул прохладный ночной воздух и посмотрел на почти полную Луну, висевшую над Большим Цирком. Цирк сильно изменился за прошедшее время, стал гораздо внушительней, обзавелся башнями, грандиозными арками и воротами, прекрасными обелисками, но он все еще стоял здесь и, также как пять столетий назад, на нем проводились гонки. Сейчас оттуда доносился приглушенный расстоянием шум народных гуляний. Кассий вдруг вспомнил, как еще мальчиком бывал там с отцом и азартно следил за гонками колесниц. «Прошлое крепко держит нас всех», — подумал он. «Кого-то больше, кого-то меньше, но никому не избежать этого. Рим изменился, но все равно многое напоминает о нашей жизни. И это хорошо, новый Рим не чужой нам, и он станет нашим отечеством, также как тот, который мы все помним».
Из пиршественной залы слышался гул голосов. Друзья Публия, приглашенные на это застолье, не заметили их отлучки, продолжая пить и вести беседу. Не так уж много было этих друзей: Цензорин, Мегабакх, неразлучная пара философов, да несколько молодых офицеров. А ведь случись такое в их Риме, на пир к сыну Красса явилась бы почти вся римская молодежь из патрицианских и всаднических семей.
— Да слушаешь ли ты меня, Кассий?!
— Да, да. Конечно, слушаю. Ты говорил о Корнелии.
— Корнелия… — Публий пошатнулся и, чтобы сохранить равновесье, прислонился к мраморной колонне. — Знаешь ли ты, что Корнелия хотела совершить самоубийство, когда узнала о гибели нашей армии? Никто не мог сказать точно, что случилось там, в Парфии. Но полагали, что все мы погибли в пустыне. И вот она, убитая горем…
— Как ты узнал о ее судьбе?
— Спросил кое-кого, прочитал… Так странно читать в сочинениях историков о людях, которых ты знал, о своих близких!
Кассий вспомнил о брате и согласился с Публием.
— Но, знаешь, вскоре она утешилась и вышла за Помпея. И была ему верной женой до его смерти, а остаток жизни провела в его доме. Я не виню ее. Думаю, их сблизило общее горе. Она потеряла меня, а Помпей — Юлию.
— Да, помню, весть о смерти супруги Помпея мы получили перед самым походом к Евфрату. Я тогда еще подумал — всё, теперь триумвиры точно рассорятся. И, похоже, я оказался прав.
— Да при чем тут триумвиры?! Я тебе о Корнелии говорю! Я пытался представить ее женой Помпея, почтенной матроной и, наконец, старухой, доживающей век в одиночестве в его доме. И не смог. Для меня она остается все той же девушкой, как будто мы расстались только вчера.
— Вы расстались почти два года назад. По нашему счету. И больше пятисот лет по-здешнему.