Ну, а дальше вы знаете. Видно, боги прокляли меня. При Деоле мы попали в ловушку, готы уничтожили мою армию, но я не погиб, хоть и бросался с мечом в руке в самую гущу битвы. Верные воины спасли меня против моего желания. Истерзанный всем, что случилось я, верно, помутился рассудком. Меня отвезли к буругндам, Гундиох принял меня благосклонно, но я не мог оставаться среди людей. Едва оправившись от ран, я ушел. И вот с тех пор, я живу здесь. Один. И не хочу возвращаться. Ты сказал, что Амвросий погиб. И в этом я чувствую свою вину. Если бы не моя измена, если бы не преступная страсть, вспыхнувшая в моей душе, он был бы жив, а Британия свободна. Такова моя история, римляне. Теперь вы можете судить, каков был Риотам, на которого вы возлагаете ваши надежды…
Захваченный рассказом Утера, Фульциний не заметил, как выпил немало пива. Он чувствовал, что опьянел и вместе с тем испытывал симпатию к этому благородному воину, пусть он и не был римлянином. Ему хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но он не решался. Петрей, на которого рассказ, судя по всему, не произвел особого впечатления, хмыкнул и, помолчав немного, сказал:
— Боги направили нас сюда не случайно, Утер Пендрагон. Подумай об этом. Варвары торжествуют над Римом, и есть в том и твоя вина. Но теперь ты можешь искупить ее, сражаясь под римскими орлами. Разве не хочешь ты спасти мирных граждан от мечей готов и саксов? Не хочешь вернуть мир Арморике и Британии?
— Я не знаю, чего я хочу. За эти годы я привык быть один, посвящая себя трудам и молитвам, в ожидании смерти и небесного суда. Если бы вы не пришли, я окончил бы здесь свои дни… В этом мире у меня больше нет никого и ничего. Мне не за что вновь обнажать свой меч.
— Ты ошибаешься. И это потому, что ты поспешил отгородиться от мира.
— О чем ты?
— То, что ты нам поведал, для меня не новость. Мне рассказал об этом Красс. А ему некий сенатор, который знаком с твоим учителем Мирддином. Игрейна действительно ушла в монастырь, как вы их тут называете, но там она родила сына. Твоего сына.
Взгляд Утера вонзился в Петрея, как клинок в грудь гладиатора.
— Что ты сказал?!
— У тебя есть сын, Утер. Его забрал Мирддин. И он же стал ему приемным отцом.
Утер вдруг оказался на ногах, опрокинув скамью. Молниеносным движением сорвал со стены меч и, — Фульциний не успел глазом моргнуть, — стол развалился на две половины. Марк вскочил, хватаясь за свой собственный меч. Мелькнула мысль, что отшельник окончательно спятил, но тот, выразив этой вспышкой охватившие его чувства, столь же внезапно успокоился.