– Да, – притворно вздохнул журналист.
– Понимаю, у нас тут очень красивые дамы, – подмигнул ему водитель. – Надо было у нее и заночевать! Что, не пригласила?
– У нее мать скоро возвращается с ночной смены, – вспомнив про свою маму, проговорил Пименов.
– Тогда твое дело – труба, – таксист похлопал его по плечу. – Ну, не печалься. Южные девушки – горячие! Завтра она захочет продолжения, вот увидишь.
– Я в этом уверен. – Александр поудобнее устроился на сиденье.
Шофер смущенно посмотрел на него:
– Видишь ли, друг, в санаторий ехать… Да еще глубокой ночью… Тебе придется раскошелиться. Деньги есть?
– Конечно.
– Покажи.
– А сколько ты хочешь? – поинтересовался Пименов. Общение начало излишне затягиваться.
– Двести гривен, – не моргнув глазом, ответил таксист. Это было еще по-божески.
– Держи и прекращай трепаться. – Журналист швырнул две купюры ему на колени.
Владелец «Ниссана» кивнул и лихо рванул с места.
* * *
До санатория они добрались за двадцать минут. Пименов очень любил дорогу, змейкой извивавшуюся между высокими скалами, нависавшими над ней и голубой гладью моря. Если бы не предрассветные сумерки и неважное настроение, он бы, не отрываясь, смотрел в окно, думая о том, что Южный берег Крыма в принципе небольшая полоска в какие-то два километра шириной, но, наверное, это самое живописное место на земле! И пейзаж фантастический! С одной стороны, прозрачное бирюзовое Черное море, с другой – горы, покрытые густыми крымскими лесами. Не случайно именно здесь предпочитали отдыхать русские императоры, представители аристократии строили на берегу летние дворцы и виллы, а после революции, как грибы, здесь выросли бесчисленные санатории, профилактории и дома отдыха, как государственные, так и частные. Санаторий «Прибой» уже давно привлекал людей своими прекрасными пляжами. В советское время он служил местом отдыха для представителей государственной элиты, теперь же снять номер могли позволить себе очень богатые люди. Кроме пляжа, отдыхающие любили и старинный парк, созданный еще до революции неким графом.
В этом парке произрастало множество деревьев и кустарников, названия которых журналист долго учился произносить, например секвойядендрон гигантский. Алеппская и итальянская сосны восхищали своей серебристой хвоей. Греческая пихта, атласский, гималайский и ливанский кедры, аризонский крупноплодный кипарис, пронзающий небо своей острой верхушкой, пальмы, магнолии, платаны источали умопомрачительные ароматы, от которых по жилам разливалась бодрость и, как по мановению волшебной палочки, исчезала головная боль. Таксист, притормозивший у ворот, с удовольствием вдохнул волшебный воздух: