– Здесь твое место, здесь, – руки Андрея чуть покачивали ее, и это медленное движение совпало с тихим стуком ее сердца. И вдруг она почувствовала, как хочется спать. Спало уже все ее тело, руки, ноги, с трудом сопротивлялись только глаза. «Так вот оно что», – снова подумала она.
– Спи, – Андрей целовал ее веки, ставшие огромными, выпуклыми. – Все прошло, все хорошо.
– Не туши свет, я боюсь, – сонно-непослушными губами прошептала Анна.
– Не потушу, ты только не бойся. А хочешь, мы купим еще лампу, ты сама выберешь, и она будет гореть.
– Соседи, – не выходя из дремоты, вспомнила Анна. – Надо же, как у тебя все слышно, ходят тут, пляшут, еще инвалид какой-то плюется… А который теперь час, Андрюша?
Это был вопрос из старой жизни. Не все ли равно? Она чувствовала – ход времени изменился, сдвинулся, и даже старинные часы тикают по-другому. Андрей, еле касаясь, провел губами по ее бровям.
– Хочу кристалл… – Анна повернулась, устраиваясь поудобнее.
– Сейчас, – он подтянул колено, чтобы привстать. Но Анна тут же передумала. – Не надо, не хочу, спать хочу. Потом.
– Спи, – прошептал Андрей, – сейчас будет тихо-тихо. – Он шептал еле слышно, но Анна разбирала каждое его слово, и оно, отзвучав, замирало в ней. – Теперь все, ты моя. Ты меня тоже ждала, правда? Только не знала об этом.
И все детское, привычное, родное, то, что прежде было ее жизнью, радостью, гордостью и заботой, вдруг стало убогим, ненужным, стало терять смысл и цвет, удаляться и исчезать.
Анна позволила ему исчезнуть.
– Наташа я!
Возникнув из пустоты, ее лицо проступало все ясней. Глаза, обременительно-тяжелые для полудетского бледного лица, были чуть асимметрично поставлены. Они казались слишком прозрачными, сияя водяным аметистом.
– Наташа я, – настойчиво повторила девушка.
Она была сделана из слабого, хрупкого материала, и Анна поняла: в ее неокрепшей юности есть какая-то червоточина, и бледность кожи может вот-вот перейти в пугающую непрочность.
Откуда-то появилось большое зеленое яблоко, и девушка, все так же испытующе глядя на Анну, равнодушно, словно по привычке, откусила сочный кусок. Она жевала яблоко, и тонкая кожа на ее щеке опасно выпячивалась, грозя разорваться. На подбородок Анны брызнула капля сока. Анна увидела ровную подковку зубов. Один зуб спереди был больной, мертвый, тускло-серый. Анну охватил безотчетный страх. Девушка неясно, будто утверждаясь в чем-то, улыбнулась. Анна знала, почему она улыбнулась, но сейчас не могла вспомнить, а надо бы: в этой улыбке, даже простоватой немного, крылась разгадка всего. Тонкая голубая рука протянулась над головой Анны к спинке кровати.