Анна еще вытирала руки, а Лапоть как-то понемногу, незаметно потянул ее к себе, вкрадчиво перехватывая полотенце. Заговорил он тихо, словно у них была общая тайна, и никто, даже Андрей не должен был услышать ни слова.
– Мы сейчас поиграем немножко, да? – еле слышно проговорил он.
– Поиграем? – Èзумление Анны было столь неподдельно, что Лапоть, подыгрывая ей, подобострастно хихикнул. Но скованность смеха, его искусственность выдавали попытку лишь смягчить некую странность слов, все превратить в невесомый полет болтовни.
– Шуточки, шуточки, скоро Новый год, опять забыли? Народ посмешим, натащу всяких тряпок. В цирк снова сгоняю.
– Все вы врете, Эдик, – не выдержала Анна.
– Вру, а что? – остро прищурился он. Анна хотела выпустить полотенце, но с пальцев, не переставая, падали капли.
– За что? Зачем мне это? – вдруг с откровенной тоской почти простонал Лапоть. – Мало, что ли, я их навидался, голых животов этих? Имел счастье. Да кто ж меня когда стеснялся? А теперь, в такую минуту, нужен, черт подери, именно этот живот. Лично ваш! Другие на сегодня не годятся. Подавай им тот, который в данный момент, ну, пока что… Если бы просто голый живот, уж я б нашел сук всяких, без проблем. Для вас же, для вас, Анна, – Лапоть заговорил угодливо, вкрадчиво, – сами потом спасибо скажете. Если с кристаллом наладится, то и у вас тоже… Неужели не ясно? Кристалл для него – все, так уж сложилось. Не может он без него, считайте, как амулет. Сами попользовались, убедились, – он нечисто усмехнулся, но тут же спохватился, бочком глянул на Анну. – Отсюда всякие его настроения, нервы, вы же первая страдаете. Но вы мне поверьте, слышите, Анна: они помогут. Как именно, не знаю, но помогут. Только им надо угодить, подольститься. Вы, главное, помните: это для Андрея, для его здоровья, для вас, наконец. И тогда, ничего, ничего, это только сначала, с непривычки. Надо, Анна, надо, – воспаленный взгляд его был полон неразбавленного мрака.
– Значит, так, – Лапоть уже приказывал, требовательно, властно. – Смотри у меня, чтоб без всяких штучек! Ляжешь на стол, юбку задерешь, нижние юбки тоже. На колготки наплюем, спустишь, и вс¸. Трусики тоже. Для этого главное – голый живот. – Анна с изумлением услышала, он говорит ей «ты». – Что уставилась? На живот тебе положу книгу, а ты будешь держать две свечи. Когда явятся… он, они… – Лапоть задохнулся, облизал горячим языком пересохшие губы. Мертвея лицом, быстро оглянулся. – Кто придет, не знаю, наперед неизвестно. Гляди у меня: не визжать, не дергаться, убью! Я их буду спрашивать, а ты молчи. Лежи, молчи и не шевелись. Ты только… – Вдруг он склонился в каком-то нелепом поклоне. И голос притих, обретя почтительность, – ты только помни: ты – донна Анна, а он… – голоса Лаптю не хватало, он задыхался, – он… он… Дон Жуан.